Вот только с учебой по-прежнему не складывалось. Когда девочке исполнилось девять, князь выписал ей иноземную гувернантку. Та говорила на десяти языках, вышивала крестиком и гладью, вязала спицами и крючком и кроила платья за какой-то час. А еще отлично готовила, к тому же знала этикет и экономику, как Василиса — болота. То есть как свои пять пальцев.
На болота, к маме, Василиса от нее и сбежала. Гувернантка догонять не стала, зато пригрозила князю неустойкой (прописанной в договоре мелким шрифтом). Князь чертыхнулся, поскандалил с супругой, сам вытащил родную кровиночку из ближайшей топи, и месяц Василиса училась быть леди. Мягко говоря, получалось у нее не очень: пятистопные стихи она складывать не умела и не хотела, пела противно, готовить даже не пробовала, а уж вышивала…
Через месяц князь плюнул на ее образование, выплатил неустойку, и Василиса была свободна, как в поле ветер, до четырнадцати лет.
— Дорогая, — сказал ей тогда любящий папа, — ты уже совершеннолетняя. Теперь ты выйдешь замуж!
— …! — ответила дочка.
Отец пригрозил вымыть ей рот с мылом и добавил:
— Девочка моя, я очень тебя люблю, ты же знаешь. Но толку от тебя никакого: дело я тебе свое передать не могу, а вот приданое у тебя огромное. Смекаешь?
Василиса смекнула.
— Па-а-ап, ну зачем нам в доме посторонние? Не хочу я замуж. Мне и так хорошо.
Князь вздохнул и, пустив слезу, выдал, как он волнуется за судьбу дочери — если вдруг его не станет, кто тогда о ней позаботится?
Василиса в ответ скрутила в узел кочергу.
— Пап, я и сама справлюсь. Ты же знаешь.
Князь снова вздохнул и признался:
— Внуков понянчить хочу. Может, среди них будет кто-нибудь одаренный? Ему-то я в завещании и отпишу продолжение моих экспериментов. Не матери же твоей, в самом деле…
Василиса снова выругалась: все упоминания о ее магической ущербности она с детства ненавидела.
— Ну ты посмотри на себя, — сказал князь, подводя ее к зеркалу. — Ты же у меня картиночка. А богата как!.. Да тебя с руками оторвут.
— Угу, — отозвалась Василиса, на всякий случай пряча руки за спину. — Только не готова я еще замуж. Пап, мне только четырнадцать!
— И что? — удивился князь. — Ты же женщина. А для женщины это естественно, а значит, легко. И вообще, поговори с мамой. Она тебе лучше, чем я, объяснит, как там… замужем.
Василиса поговорила. Мама тоже была не против возможной свадьбы, но вот ее рассказ про семейную жизнь Василисе совсем не понравился. Она стала думать, как быть, пока князь деятельно менял ее жизнь.
Сначала Василису переодели из мужского платья, которое она носила постоянно, в женское — и заставили в нем ходить. Василиса чертыхалась поначалу, но привыкла.
Потом ее потащили к императору. Тут обнаружился некоторый пробел в воспитании, но он компенсировался красивой внешностью. Действительно — подумаешь, княгиня за столом себя вести не умеет! Его величество даже нашел это милым.
Потом начали появляться женихи. Они приходили, косились на ручных гидр, химер и слуг-зомби, пугались призраков и гробов, но с князем ужинали охотно. И не сбегали, даже когда он без предупреждения брал у них кровь на анализы (мало ли, вдруг ребенка зачать не способны?). Еще они сально смотрели на Василису, а потом вызывались проводить невесту до ее покоев. По пути они обязательно находили темную нишу, в которую сворачивали, прижимали Василису к стене…
Чаще всего из той ниши они вылетали быстрее ветра, а дальше княжна спускала их с лестницы, провожая угрозами, не всегда цензурными. Впрочем, на некоторых это не действовало, и со временем Василиса придумала другую тактику: она рассказывала, что их ждет, если они женятся. Да, им придется жить в этом склепе, потому что князь не расстанется со своей дочулей. Да, им еще придется убирать и готовить. Потому что ни князь, ни дочуля делать это не намерены, духи не умеют, иностранные повара постоянно сбегают, а кушать хочется всегда. И да, под ногами так и будут крутиться химеры и горгульи. Потому что тут все некроманты. Ну или почти все. В общем, вы, господин, хорошенько подумайте — оно вам надо?
Обычно, подумав до утра, женихи торопливо прощались с князем, еще торопливее с невестой — и уезжали. Так длилось два года, но, когда Василисе исполнилось шестнадцать, терпение князя лопнуло. «Ты выйдешь замуж!» — сказал он и заставил Василису позировать для портрета. Только взглянув на готовую работу, княжна поняла, что на этот раз ее все-таки окольцуют. Художник не то чтобы ей польстил, но, скажем так, сделал акцент на нужные места.
Довольный князь буквально искупал его в золоте, а потом пребывал в хорошем настроении целую неделю.
— Выдать бы тебя, Василисушка, за красавца молодого да смелого. Бог с ним, с гробом и мертвецами, лишь бы любил, да? — говорил он за обедом.
Василиса мрачно макала сушки в чай и думала: «Ну уж нет, папенька. Живой не дамся».
Однако упрямство было семейной чертой фон Бессмертнофф, и князь ради мечты понянчить внуков легко мог поднять и безвременно усопшую дочь из могилы. Это совсем не было бы ему сложно: лучшему-то темному магу по ту сторону Корчаковских болот (Василису порой интересовало, а кто же лучший по эту сторону, — но это явно было тайной за семью печатями. И император, и отец, и другие маги о том молчали).
Женихи стали прибывать на второй же день после публикации объявления. Из окна своей башни Василиса мрачно смотрела на длинную их очередь — от ворот до самых болот — и хмурилась все сильнее и сильнее. Этих она точно не образумит. То есть точно не всех…
Зато князь был счастлив. Он еще неделю собирал женихов в специально для этого за ночь построенном дворце — облагороженный сарай плюс иллюзия, потом объявил: дескать, чтобы не ошибиться в выборе мужа для его кровиночки, он устроит испытание аккурат на все четыре качества, указанные в резюме, — честность, доброту, силу и небрезгливость.
Половина женихов отсеялась сразу. Тихо они не ушли — попытались устроить скандал. «Не было в объявлении ничего про испытание!» — кричали они у ворот замка. И еще: «Покажите невесту, может, тоже липа?» До вечера возмущались, а как ночь настала, упал туман… Никто тех женихов больше не видел. Зато вой горгулий и шипение гидр слышали все. Оставшиеся сто пятьдесят претендентов на Василисины руку и сердце только сейчас поняли, в какую мерзость они вляпались. Но, как говорится, было поздно.
Утром князь с ходу устроил пир в честь предстоящего испытания и долго сокрушался, что некоторые молодые люди, откликнувшиеся на объявление, оказались недостойны его кровиночки. Оставшиеся женихи слушали его молча и мрачно, а когда князь намекнул, что раз уж пришли, то дороги у вас две — или под венец, или на кладбище, — они преисполнились такой решимости победить, что Василиса поняла: надо что-то делать, и срочно — или тоже идти под венец.
За советом Василиса обратилась к маминой книге и гаданию. Ни то ни другое результатов не дало, и Василиса промаялась еще сутки. Князь как раз объявил испытание: женихам предстояло вымыть замок, двор, конюшни и питомник, а также приготовить свадебный пир.
