— Зачем? — тихо, потерянно спросила Вася.
Эрик снова промолчал — он открыл мешок картошки, набрал ведерко, прошелся по выдвижным ящичкам, нашел нужный нож и сунул все это Васе.
— Чисть.
Вася посмотрела на него, и в пустом взгляде впервые появился намек на какие-то чувства. Пока только на удивление.
— Зачем? — повторила она.
— Кушать хочешь? — в ответ поинтересовался Эрик.
Вася неопределенно пожала плечами. Эрик усмехнулся.
— Хорошо. Картофельную запеканку с острым соусом по-океанийски хочешь?
Вася моргнула. В ее животе громко — в кухне было очень тихо — заурчало.
— Да.
— Тогда чисть.
Эрик по опыту знал, что ничто так не приводит в себя, как чистка картошки. Особенно когда ее много… Особенно когда не умеешь ее чистить.
Первые картофелины Вася нашинковала, и Эрик кинул ей новые взамен испорченных. Потом сел рядом и показал, как надо. Вася смотрела внимательно, после, ничего не говоря, принялась чистить, и тут у нее получилось уже лучше. Не идеально, но там еще целый мешок этой картошки, так что…
Эрик готовил соус. На новой кухне, да еще и острый, по-океанийски, который и так требует особого внимания, — в общем, на него ушли все силы.
— Я не люблю готовить, — обиженно сказала Вася через полчаса.
— Ты и не готовишь, — отозвался Эрик.
Вася озадачилась. Картошку к этому времени она уже чистила не глядя — очень хорошо орудовала ножом, заметил Эрик. Сложно было не заметить — и сложно было научить Васю держать его не так, словно она хочет эту картошку зарезать.
— А что я тогда делаю?
— Помогаешь мне.
Вася нахмурилась и пару мгновений спустя спросила снова:
— А почему вы говорите мне ты?
«Отходит, — с улыбкой подумал Эрик. — Заметила».
— Потому что мы женаты, — он обернулся. — Предполагается, что после этого мы станем несколько ближе друг к другу.
Теперь в глазах Васи загорелся явный интерес.
— Насколько ближе?
Эрик мысленно вздохнул. Да, повезло Ваське с родителями: сами дитем не занимались, а как возраст опасный подошел — скинули мужу. Неудивительно, что они так отчаянно его искали.
— Насколько ты мне позволишь.
Вася нахмурилась и еще минут десять чистила картошку молча, пока Эрик не отобрал у нее ведерко, нож и принялся почищенную картошку резать — одинаковыми дольками. Совершенно одинаковыми — и даже если измерить, погрешность была бы в миллиметр, не больше.
— Как у вас… у тебя это получается? — спросила вдруг Вася. — У меня — вон, — она указала на разрезанный ею по первости картофель, который Эрик отнес на ледник (не пропадать же!). — А у вас… у тебя… вон как.
— На третьем курсе у тебя начнется схемочерчение, — отозвался Эрик. — Пока только основы, специальная теория позже будет. После этого, поверь мне, и ты будешь все резать, чертить и делить только на равные доли… Преподаватель там просто монстр.
— Что, хуже, чем ты?
Эрик даже нож отложил.
— Я?! Да я… Я просто… О, ну как будто я не знаю, как вы меня все Цветочком называете!
— Одуванчиком, — спокойно поправила Вася. — И все тебя боятся. Смотри. — Она потянулась, взяла из приготовленного для печи угля самый тоненький и острый и быстро начертила на полу карикатуру: зверского вида хищный одуванчик тянет к студентам свои листья-лапы. — Вот. Это недавно путевики нарисовали, а мы потом всю историю копировали. Это, — она ткнула в одуванчик, — ты.
Эрик изучил художество, подумал про себя: «Студенты…» — и продолжил резать картофель. Вася за его спиной молчала какое-то время, потом спросила:
— Тебе неприятно? — таким тоном, каким обычно ассистент в лаборатории, отрезая лягушке лапу, интересуется в шутку, удобно ли ей. Работал Эрик с таким маньяком. Незабываемые впечатления…
— Нет. — Эрик смешал картофель, выложил слоями, полил соусом, добавил еще слой. — Мы боялись Серпентину, когда она у нас вела. Я и теперь ее боюсь. Но она очень хороший специалист, и я рад, что пишу научную работу у нее, а не у кого-то другого.
Вася помолчала, потом вдруг сказала:
— Просто я не хотела тебя обидеть. А скоро будет запеканка?
— Через сорок минут. — Эрик вымыл руки. — Иди сюда.
— Зачем? — Вася тем не менее встала и подошла.
Эрик вручил ей полотенце.
— Я буду подавать посуду, ты — ее досуха вытирать. Ясно?
Вася кивнула. Вытирала она действительно досуха, в одной миске чуть дыру не протерла. В полотенце — так уж точно. Эрик смотрел, но не мешал. Когда студент делает ошибку и не просит помощи — не надо мешать. Пусть ошибется, зато потом лучше запомнит, что именно сделал неправильно.
Вася аккуратно поставила на стол последнюю чашку.
— Все.
— Молодец, — улыбнулся ей Эрик, и Вася неожиданно улыбнулась в ответ. — Устала?
Вася покачала головой.
— Хорошо. — Эрик кивнул на стулья у обеденного стола. — Тогда давай поговорим.
Вася послушно села и сложила руки на коленях, дескать, готова слушать. «Почему она настолько послушна?» — удивился Эрик, но вслух ничего спрашивать не стал.
— Хорошо… — повторил он. — Хорошо… Вот ты побила нежить в подвале…
Вася кивнула: да, побила.
— Что теперь собираешься делать?
Вася молча в упор посмотрела на Эрика. Тот взгляд не отвел, и девушка вдруг усмехнулась.
— Что, даже не спросишь, почему я не такая, как на портрете?
— Ты сбежала от родителей. После объявления в газете тебя бы любой узнал, а у князя руки длинные — достали бы отовсюду. Конечно, ты изменила внешность, — пожал плечами Эрик, а про себя подумал: «А еще это первое, что приходит на ум в твоем возрасте. Хочется приключений, да?»
Вася хмыкнула.
— Какой же ты зануда…
«Злоба в подростковом возрасте — это тоже нормально, — напомнил себе Эрик. — Ты, например, сразу с кулаками бросался на всех, кто улыбался, услышав твою фамилию».
— Вася, что ты собираешься делать дальше? — повторил он.
— А тебе зачем? — вскинулась Вася. — Тебе какое дело? Что, главный приз терять не хочешь или папочке моему потом донесешь, чтобы он тебе на исследования денег дал? Думаешь, я не знаю, зачем я вам всем нужна? Красивая рожа, мешок денег и громкий титул! Я не такая дура, как ты думаешь! Я тебе ничего не скажу!
«Буду молчать, как партизан, страдать и упиваться жалостью к себе, — весело закончил про себя Эрик. — Черт возьми, но если она разревется, что я буду делать?» Как и у большинства мужчин, на рыдающих женщин у Эрика была аллергия: тряслись коленки, отнимался язык, а голова совершенно отказывалась работать — чем, кстати, леди Эрина часто пользовалась.
