— Запру, — заметив, что она проснулась, сказал ей Эрик.
Выглядел он плохо: бледный, невыспавшийся и как будто похудевший.
— В банке? — съязвила Вася. — А где все?..
— В академии, — ответил Эрик. — Учатся. А тебе я отгул взял.
— Зачем?
Эрик не ответил.
Через полчаса карета-коляска остановилась, и Вася сразу узнала родные места: пыльная дорога, похожий на обглоданные кости замок, улыбающиеся упыри и светящиеся черепа на воротах.
— Ты меня домой привез? — удивилась Вася. — Что, я тебя наконец-то настолько достала?
Эрик снова промолчал.
У крыльца их встретил сам Кощеев, смотревшийся в этом окружении очень гармонично: сам как мертвец, и дом себе под кладбище устроил.
— Что, зятек, рано ты. Не истекла еще твоя неделя.
— Я был там, не знаю где, — отозвался Эрик.
Кощеев поднял бровь.
— Да? И что ты мне принес?
Эрик ткнул ему в лицо Васей.
— Это моя дочь, — нахмурился Кощеев.
— А по-моему, лягушка, — усмехнулся Эрик.
Кощеев посмотрел на него с минуту. Потом захохотал.
— Ну что ж, зятек! Хотя бы в смекалке тебе не откажешь… И впрямь то, не знаю что, да из Тени. Васька…
— Чего?! — воскликнула та, но ее никто не слушал.
— Проходи, — кивнул Кощеев. — Внутри поговорим.
— Вы снова мою судьбу решать собрались? — воскликнула Вася.
— Помолчи! — хором сказали ей муж и отец.
Вася замолчала. Она всегда предпочитала в таких случаях молчать — все равно бесполезно спорить. Да и зачем, если можно потом сбежать. Теперь даже в лягушку превращаться не нужно! И фиг Эрик ее среди таких же зеленых и бородавчатых на болоте найдет!
«Вот там годик и проквакаю, — думала Вася час спустя, прыгая к топи. Ее исчезновение занятые мужским разговором Эрик с Кощеевым не заметили. — Потом к маме схожу, она поймет, поддержит. Ха, я же хотела отдохнуть… И свободна буду как ветер!»
Но от этих мыслей почему-то становилось не радостно, а наоборот, тоскливо. Да и ребят бы еще раз увидеть… И Одуванчику этому как следует отомстить…
«А пусть поищет меня на болоте! Семь железных сапог исходит, — думала Вася. — Семь посохов сотрет. Вот и отомщу. Тоже мне муж! Да пусть катится к черту!» Только к черту, то есть к водяному в болото катилась пока что Вася. Ну и что — самостоятельным, свободным женщинам вечно приходится чем-то жертвовать. Но зато это делает их сильнее. Так думала Вася, и от злости ей в кои-то веки становилось чуть-чуть легче.
До первой же болотной кочки.
ГЛАВА 13
Я решаю!
Вася думала, что не выдержит. Она не ожидала, представить не могла, что будет именно так. Что так вообще может быть — не просто скучно, а невыносимо, уморительно, безумно однообразно. Вася не привыкла к рутине, а на болоте была именно она: день за днем ровным счетом ничего не происходило.
С утра, еще до зари, принимались выть гидры. Им вторили лягушки из тех, что вставали пораньше. Потом, уже на заре, просыпались кикиморы и успокаивали гидр такими выражениями, от которых у Васи волосы бы встали дыбом, если бы у лягушки они были.
Потом наступало время тумана, и все замолкало: в серой дымке вставало солнце, сопровождаемое тишиной. Не приятной, спокойной, расслабляющей тишиной, а напряженной и жутковатой. В это время все сидели по своим норам и кочкам, а случайному путнику грозила верная смерть. Самое страшное время на Корчаковских топях — рассвет и закат.
Стоило солнцу подняться, как туман исчезал, а рутина продолжалась: лягушки сплетничали и ловили комаров, гидры ловили лягушек, гидр ловили кикиморы. Еще пару раз из болота поднималось нечто с щупальцами, но его почему-то никто не боялся. Щупальца раскладывались по кочкам для просушки, и кумушки-лягушки сидели на них совершенно безбоязненно.
И постоянно квакали.
На третий день Вася уже совершенно сходила с ума: от кваканья голова шла кругом, от пустых разговоров тоже, комары откровенно достали, и очень, безумно просто хотелось домой. Но Вася терпела. Смотрела на татуировку, украшающую передние лапы, и терпела.
Зрение теперь прояснялось чаще, и сознание не мутилось: Вася как будто остановилась на полпути между лягушкой и человеком. Видела как человек, вести себя старалась как лягушка. И это было ужасно: квакать перед дождем, нежиться под прохладными каплями. Обсуждать гидр. Бояться их.
Никого Вася не боялась: гидры хорошо ее знали, и лягушачья кожа их не провела. А вот кикиморам на глаза лучше было не попадаться… Но они к лягушкам тоже не совались, а потому жизнь была совершенно скучной.
Вася чахла.
Ни гробов, ни упырей, ни мишек-зомби… Просто ад!
От скуки Вася поделилась рассказом о своей жизни с другими лягушками: те обожали сплетни. Лягушки выслушали, обозвали Васю дурой и принялись завидовать. Это Вася тоже была вынуждена слушать — деться оказалось просто некуда: лягушки на болоте были всюду. Даже сейчас, в полдень, когда солнышко припекало — на Корчаковской топи всегда был один сезон, нечто среднее между летом и осенью. Вася сидела на кочке, прячась под листком кувшинки, и слушала рассуждение Зеленушки, лягушки-мечтательницы, которой очень хотелось чуда.
— Вот бы и мне молодца да красавца, — квакала Зеленушка. — Уж я бы его не упустила.
«Не то что ты» повисло в воздухе.
— Любила бы его без памяти… И обязательно сынишку бы родила…
— Жабу, — вставила Вася.
— А и жабу, — подумав, сказала Зеленушка. — Чем мы хуже? Ну вот скажи, разве я не хороша?
Вася пока совершенно не разбиралась в лягушачьей красоте, но Зеленушка среди своих слыла самой что ни на есть красоткой. Как другие это понимали — по числу ли бородавок или по насыщенности зеленого в коже, — Вася не знала. Но на всякий случай согласилась.
— Вот и суженого бы мне под стать. Молодца доброго, чтобы кудри золотые, очи небесные… — Зеленушка посмотрела на небо. То было грязно-серым, и цвет лягушке не понравился. — Ладно, пусть будут болотные. Так, очи… Уста сахарные, брови соболиные, усы…
«Господи, — простонала Вася. — Не могу больше! Сделай что-нибудь, что угодно, только избавь меня от этого дурдома!»
— И любил бы он меня всем сердцем такую, какая я есть, — продолжала Зеленушка. — А на болото я бы больше никогда не…
В воздухе просвистела стрела.
Вася на всякий случай прикрылась кувшинкой. Зеленушка только посмотрела, как стрела булькнула в болото, отползла подальше и продолжила:
— А на свадьбе я бы так танцевала!.. А пела бы как! Я же лучше всех пою. Да? Разве нет?
— Да, — вздохнула Вася.
