ХАМАТОВА: А однажды – помнишь? – мы привели туда больничных детей. По-моему, никакой Кремль, каток, все музеи и мюзиклы мира не производили на них такого впечатления, как студия “Кулинарного поединка”. В этом тоже, конечно, удивительная особенность больничного мира: ты никогда не знаешь, что здесь будет по-настоящему оценено, а чего никто не поймет.
ГОРДЕЕВА: У меня дома висит аппликация, сделанная детьми в одной из больничных квартир. Придумали сделать “Город Мечты”. Сидели, человек шесть, вырезали, приклеивали, пририсовывали, придумывали. Когда всё было готово, кто-то из мам стал рассматривать наш город: там были школа, детский сад, магазин, колесо обозрения и даже лодочная станция – город мечты! Там не было только одного: больницы. Это не специально, подсознательно вышло. И знаешь, я так для себя не формулировала, но теперь понимаю, что наша роль в больнице сводилась к тому, чтобы в жизни наших детей больницы было как можно меньше, – а лучше не было совсем. Мы таскали их на рыбалку, на футбол, мы приводили в больницу кого угодно, от Гуса Хиддинка до Рамзана Кадырова, чтобы расширить больничное пространство. Мы готовы были на любую авантюру – достать звезду с неба! – только бы кто-то улыбнулся, только бы случилось это моментальное счастье: вот здесь, сейчас, безо всяких оговорок.
ХАМАТОВА: Этому не впрямую, но своим примером научили нас наши врачи. Это они научили нас не стесняться в средствах, когда есть хотя бы один процент, хотя бы полшанса на спасение.
О рецидиве Даши Городковой мы узнали во время третьего концерта “Подари жизнь”. Когда в финале Нелли Уварова, держа Дашку за руку, пела главную песню из обожаемого тогда всеми детьми сериала “Не родись красивой”, мы, хотя этого не было произнесено вслух, концерт этот воспринимали как последний для Даши… Она в тот момент ничего не знала о рецидиве, ей решили сказать потом. И я, и все мы смотрели на Дашу, не в силах думать о завтрашнем дне.
Но, пока мы горевали, доктор Миша Масчан, перерыв всю доступную литературу, уже придумал какой-то способ, почти экспериментальный, чтобы еще за нее побороться. Но сумма требовалась немыслимая: Даша стала первым ребенком “Подари жизнь”, на лечение которого мы потратили больше миллиона долларов. Конечно, это вызывало много вопросов.
ГОРДЕЕВА: Каких?
ХАМАТОВА: Самых разных, Катя. Начиная с того, как можно тратить на одного ребенка столько денег, если в стране болеют тысячи.
ГОРДЕЕВА: Как ты для себя на этот вопрос отвечаешь?
ХАМАТОВА: Я уже тогда ответила: значит, нам надо собирать столько денег, чтобы, если потребуется, на каждого из этих тысяч можно было бы потратить миллион.
“Шанс” для Даши Городковой, который отыскали врачи летом 2007 года, продлил ее жизнь на два года.
Летом 2009-го Даше стало ощутимо хуже. Она, тонкая и красивая, по-девичьи лукавая, бесконечно всеми любимая, угасала на глазах. В такие минуты лишь исполнение заветного желания может вызвать улыбку или пробудить интерес к жизни. Но Даша почти перестала разговаривать и целыми днями лежала, отвернувшись к стене. Поэтому, когда она вдруг сказала: “Я бы хотела живого ежика”, все обрадовались и воодушевились. Это было желание, к исполнению которого можно было приступать прямо сейчас.
Заведующий отделением Михаил Масчан, тоже любивший Дашу, разрешил делать что угодно, лишь бы Даша начала улыбаться; даже ежика поселить в отделении, если это поможет ей еще хоть сколько-нибудь прожить. И я стала искать по всей Москве ежа. Посоветоваться было не с кем. А в интернете информации о ежах, которые годились бы для жизни в больницах, не было.
Я ездила на звериный рынок, обошла зоомагазины, штудировала форумы – безрезультатно. Между тем Даша как будто стала бодрее. Каждый день она писала мне эсэмэски, спрашивала, когда ежик наконец приедет ее навестить. Я зарегистрировалась на всех возможных сайтах про ежей и написала объявление: “Нужен еж”.
Через несколько дней мне прислала свой телефон, кажется, единственная на всю Москву заводчица ежей Тамара Сергеевна. Я перезвонила. Путано объяснила цель звонка: “Понимаете, безнадежно больная девочка мечтает о еже; простите, можно ли взять у вас ежа на время, чтобы он пожил в больнице; нет, ненадолго, к сожалению, она не проживет долго”. Тамара Сергеевна минут пять изумленно молчала. Но ответила согласием. В субботу мы встретились у дверей больницы. При Тамаре Сергеевне была клетка с ежом и пакет с едой для него. Мы понесли ежа Даше. Пока шли, Тамара Сергеевна объяснила, что ежей этих никто не разводит, потому что сложно прививать, потому что ежам в неволе надо поддерживать определенный вес, чтобы они – не помню точно – впадали или, наоборот, не впадали в спячку в домашних условиях, что ежи нечистоплотны и, самое главное, – у большинства ежей ужасный характер. И они кусаются. “Что будет, если он укусит вашу больную девочку?!” – нервничала Тамара Сергеевна. Однако еж с гордым именем Кристиан никого не укусил. Дашка, увидев Кристиана, впервые за долгое время улыбнулась, присела на кровати, взяла ежа на руки. Так они и жили: днем Кристиан играл с Дашей, на ночь отправлялся в кабинет заведующего отделением. Михаил Александрович и это разрешил. Таков еще один урок, который нам преподали врачи: любое правило можно нарушить, если это принесет пользу больному ребенку.
Дважды в неделю я докладывала Тамаре Сергеевне обстановку. Так прошел месяц – примерно столько врачи давали Дашке в начале всей истории с ежом, – потом два. Тамара Сергеевна засобиралась в отпуск. И оставить Кристиана в больнице никак не могла – он был очень ценный породистый еж, на развод. А я не могла объяснить Даше, что Тамара Сергеевна уезжает и Кристиана надо отдать, потому что он никакой не подарок, а арендованный селекционный ежик, которому пора возвращаться домой. И мы пришли к странному решению: принести Даше не Кристиана, но его маму, ежиху Леру, которую Тамаре Сергеевне почему-то было менее жалко. Все были уверены, что Дашка не заметит подмены. А она, конечно, заметила: “А где мой Кристиан?” – спросила Даша. “Понимаешь, он уехал в отпуск. С тобой поживет его мама”, – пробормотала я. Даша посмотрела на ежиху. Подумала. И вдруг сказала: “С другой стороны, – это честно. Не может же здоровый молодой еж провести всю свою жизнь в какой-то больнице”. КАТЕРИНА ГОРДЕЕВА
Я не помню никаких подробностей знакомства с Дашей. Ничего такого, о чем можно было бы обстоятельно рассказать. Я как-то сразу погрузилась в их отношения с Серёжей Сергеевым, который тогда тоже лежал в больнице и у которого с Дашкой был роман. Семилетний Серёжа, правда, был такой любвеобильный: у него, кажется, был роман с каждой девочкой в отделении, но в момент нашего знакомства у него был роман с Дашей. Я не знаю, не могу объяснить, как Даша проникла ко мне даже не в сердце – под кожу, но она была моим самым близким человеком на свете, самым дорогим. Может быть, так получилось потому, что Даша инстинктивно меня не боялась, у нас не было никакой неестественности в отношениях.
Еще она очень тонко шутила, мне это важно. И обнималась нежно, как будто в несколько оборотов обхватывая мою шею; никто больше в моей жизни так не обнимался.
