Дебрский тоже оглянулся, да и все остальные
начали вертеть головами, недоверчиво оглядывая тихо шумящий осинник вокруг,
ближние оградки, мокрую траву на могильных холмиках, груду сырой рыжей глины,
где мгновение назад лежала в глубоком обмороке Инна…
Все оставалось на месте, вот только Инны здесь
больше не было.
* * *
– Инночка, познакомься. Это Антон
Дебрский. А это Инна Баброва.
– Дебрский? Ну и фамилия!
– А у вас-то!
И они засмеялись, без малейшей обиды
разглядывая друг друга.
– Зато в наших фамилиях есть загадка, правда?
А то кругом только Иванов, Петров, Сидоров…
– Нет, одну мою подружку зовут Нина
Крашенинникова.
– Слишком много «ни-ни», как мне кажется.
– Не в этом дело! Это же игра слов, как
вы не понимаете? Прислушайтесь, как звучит: Краше-нин-никова, «Краше Нины
никого!» Довольно смелое утверждение, учитывая внешность Ниночки!
– То есть родители нарочно подбирали
фамилию к ее имени?
– Да нет! Имя к фамилии, разумеется. А,
вы надо мной смеетесь!
– Смеюсь.
И они хором расхохотались.
– Ты хочешь сказать, они раньше никогда
не видели друг друга? – недоверчиво спросила подруга девушки, которая
познакомила этих двоих.
– Не-а! – покачала та
головой. – Но ты же знаешь Инку. Она на ходу подметки рвет!
– Да уж! – неодобрительно буркнула
подружка, и девушки перешли поближе к проигрывателю, чтобы не слышать этот
веселый смех, который так их раздражал. А те двое даже и не заметили ничего,
всецело поглощенные друг другом.
– Значение фамилий – это вообще страшно
интересная штука. У этой самой Нинки Крашенинниковой дед – филолог, вечно
закопан во всякие дурацкие словари. Например, есть такой актер – Химичев.
Знаешь?
– Ну?
– Так вот, наука химия не имеет к его
фамилии никакого отношения! Химичить – это значит плакать. А Рюмин – думаешь,
пьяница? Тоже плакса! Рюмить – канючить, хныкать.
– А что означает фамилия Баброва?
Инна вздохнула:
– Тебе тигры нравятся?
– Бр-р! – демонстративно
передернулся он. – Львы, тигры, барсы. Терпеть не могу семейство кошачьих.
Собак просто обожаю, особенно овчарок, а кошек… Но при чем тут тигры?
– Ну, моя фамилия в переводе – Тигрова.
Так что я тоже – из семейства кошачьих.
– Да-а? – Антон задумчиво посмотрел
на поразительно красивое лицо, на переливы черных локонов. – Пожалуй, я
ошибался всю предшествующую жизнь. Киски, большие и малые, не так уж и плохи,
особенно если не орут и не царапаются. А если я тебя поглажу, Кошка, ты не
будешь царапаться?
Ох, какие глазищи…
– Вообще-то нет. Разве что забудусь
немножко.
– Договорились. Потанцуем?
Они встали напротив, и Инне, несмотря на то,
что она была на высоких каблуках, пришлось приподняться на цыпочки, чтобы
закинуть руки на плечи Антону.
В комнате было так тесно, что танцами тут
считалось медленное покачивание под музыку, причем партнерам волей-неволей
приходилось прижиматься друг к другу.
– Ого, – тихонько сказала Инна через
несколько мгновений, когда рука Антона, лежащая на ее талии, соскользнула ниже,
откровенно притиснув ее бедра к своим. – Это откровенный разбой.
Он мягко усмехнулся, и, когда теплое дыхание
коснулось ее уха, у Инны задрожали ноги. Теперь она не могла бы отстраниться,
даже если бы захотела. Но вся штука в том, что этого-то она и не собиралась
делать…
– Совершенно верно. Разбой. Я ведь тебе
еще ничего не рассказал про свою фамилию. Мой дед родом из Владимира, а на
тамошнем диалекте слово «дебрский» означает – разбойник, бродяга, шатун.
– Бродяга? – Инна сама себя не
слышала, потому что его губы медленно бродили по ее шее вверх и вниз. –
Ну, так я буду называть тебя Бродяга. Или лучше Шатун.
Это было гораздо лучше, потому что она и сама
вдруг пошатнулась.
– Что? – Антон внезапно
охрип. – Слушай, Кошка, пойдем куда-нибудь отсюда, хочешь?
– Да. Да!
Вот так оно все и началось… Она бросила все и
уехала с Антоном в Москву, она столько вытерпела, чтобы быть с ним. А теперь? А
теперь что?!
Инна громко всхлипнула и резким движением
отерла слезы. Посмотрела на свои руки – и чуть не зарыдала в голос. Теперь и
лицо перемазано этой чертовой глиной! Ее чудное золотистое пальто, черные
туфли, колготки – все стало одинаково рыжим. И подол любимого алого платья, и
волосы…
Она ни о чем не думала, когда елозила животом
по глине, пытаясь как можно незаметнее сползти с этого бугра, на который так
неудачно шлепнулась. Лучше бы на траву упасть, конечно. Но место приземления
она не выбирала, обморок был непритворен… во всяком случае, его первые минуты.
Однако, потеряв контроль над телом, она смутно слышала все, что говорилось
вокруг.
Два кошмарных открытия – никто не бросился к
ней на помощь, даже Антон. Даже Нина… И второе: Антон отнюдь не воспринял
появление Нины как нечто необыкновенное. Выходит, он знал об этом?
Знал. Вспомнил! И скрыл от Инны. Что же еще он
вспомнил, но не пожелал открыть?!
Она с трудом сдержалась, чтобы не вскочить, не
заорать, не начать счищать с себя эту омерзительную рыжую глину, проникнутую запахом
тления. Но удалось, все-таки удалось остаться неподвижной. И от сердца немного
отлегло. Наверняка еще можно что-то исправить. Только надо придумать, как.
Инна даже сама не заметила, что начала
медленно съезжать с глиняной груды. Остальные были слишком увлечены разговором,
чтобы обращать на нее внимание. Потом она поползла по траве, поднялась на
четвереньки – и побежала между оградок, пригибаясь, как под обстрелом, и перед
глазами было темно, словно она бежала тем ночным лесом, где недавно бежала Нина.
Ветка с силой рванула за волосы, и Инна не
сдержала стона. Боль пронзила голову раскаленными иглами. Осторожно
высвободившись, Инна смахнула невольно набежавшие слезы и оглянулась.
В первую минуту показалось, что ее догнали,
пытаются схватить. Господи, да куда же это она так несется, не разбирая дороги?
Мысли, как черные птицы, налетели, ослепили своим мельканьем.
