– Нам вдвоем с фельдшером нипочем не
снести вашего мужа вниз. Помощь потребуется, все-таки Феликс Иванович – человек
видный, – обстоятельно объяснил Николай.
«Видность» Феликса Ивановича объяснялась
прежде всего диабетом и ожирением, однако на таких деталях заостряться не
стоило.
– Мужчины? – Виктория Павловна
запустила пальцы в коротко стриженные черные волосы, словно пытаясь своими
острыми ногтями подцепить обрывки разбежавшихся мыслей. – Ну да, у нас
сосед напротив крепкий мужчина. Только он сейчас на работе, среди дня-то. Хотя
нет! Я что-то такое слышала, мол, он сегодня с двух до трех должен быть дома,
ждать мастеров окна измерять, чтобы решетки ставить, я сейчас позову! –
Она метнулась к выходу, но охнула, схватилась за сердце…
– Эй, не надо резких движений! –
Николай поймал ее за плечо. – Идите хряпните валерьяночки, можно
корвалольчику добавить. Очень хороший будет коктейльчик. А я сам вашего соседа
приглашу. Но нам нужен еще кто-то четвертый.
– А может, этих мастеров и
уговорите? – слабо отозвалась Виктория Павловна, уже занятая приготовлением
коктейльчика.
– Понял, – кивнул Николай и прошел
через узкий длинный коридор к двери.
Несколько мгновений он пытался постичь систему
обороны, наконец справился с ней и вышел на площадку. Вслед за ним вырвался
порыв сквозняка и колыхнул дверь квартиры напротив.
«Дома!» – обрадовался Николай.
Он поднес указательный палец к звонку, потом
пожал плечами и легонько стукнул о косяк. Никто не отозвался, хотя из глубины
квартиры слабо доносились мужские голоса.
«Значит, мастера пришли, – догадался
Николай. – Отлично! Наверняка не откажутся помочь. Все-таки восьмой этаж,
а мужик тяжелый».
Новый порыв сквозняка вырвался на площадку и
настежь распахнул дверь квартиры 101. Очевидно, мастера уже начали измерять
окна, а для этого открыли их.
Не дождавшись отклика на свой стук, Николай
шагнул в коридор, чуть не споткнувшись о валявшуюся на полу туфлю на высоком
каблуке, и прошел в комнату, откуда доносились голоса. Он только хотел сказать:
«Извините за вторжение, я из «Скорой», – как слова застряли у него в
горле.
Окно и впрямь оказалось нараспашку… только
измерять его никто не собирался. Два белобрысых парня пытались перевалить через
подоконник тело женщины.
Какую-то секунду Николай еще повиновался
рефлексам врачевания и чуть ли не всерьез подумал, будто этой женщине просто
стало плохо и парни хотят, чтобы она подышала воздухом. А сами они потому
завязали до половины лица платками, что берегутся от влияния свежего
сентябрьского ветра. Но уже в следующий миг, не тратя времени на слова, Николай
метнулся вперед и сцепленными в замок руками нанес удар по ближайшему
белобрысому затылку.
Обладатель затылка, хрюкнув, сунулся вперед и
навалился животом на подоконник, уронив ноги женщины. Николай почему-то обратил
внимание, что одна нога была босая, а другая в такой же черной туфле на высоком
каблуке, какую он уже видел в коридоре.
– Блин, Кисель! – громко сказал
другой парень, с недоумением глядя на своего напарника, который вдруг вздумал
выглянуть во двор.
Николай на миг замер, озадаченный подбором
слов. Тотчас до него дошло, что второй белобрысый вовсе не выражает желания
немедленно перекусить блинами с киселем, а просто окликнул дружка. Но
преимущество внезапности было уже утрачено: второй «мастер» оглянулся и заметил
чужого.
Светлые прищуренные глаза изумленно распахнулись,
но тотчас ненавидяще сощурились. Резко выпустив плечи женщины, так что ее тело
рухнуло вниз – к счастью, на пол квартиры! – он выхватил из-за пояса
черную резиновую палку и шагнул к Николаю.
Палка…
– Палкин! – заорал Николай что было
мочи, ныряя в сторону и уходя от свистящего удара.
Он оказался недостаточно проворен – «мастер»
слегка зацепил плечо, и боль разлилась по телу. Николай отпрянул к косяку,
схватил что-то, попавшее под руку, и швырнул в «мастера». Тот увернулся от
летящего в его голову телефонного аппарата, и техника со звоном врезалась в
стену. Палка снова взметнулась…
– Палкин! – в отчаянии завопил
Николай, и в эту минуту фельдшер влетел в комнату, как пушечное ядро.
Массой и скоростью он сбил «мастера» с ног,
навалился на него сверху, однако тот оказался проворен, как угорь: вывернулся
и, не имея времени размахиваться, просто ткнул Палкина своим оружием. Тот взвыл
от боли, вскочил и, схватив противника обеими руками за плечи, с силой дернул
книзу его куртку. Руки у белобрысого оказались как бы связанными, Палкин занес
кулак, но чертов «мастер» ухитрился не только отпрянуть, но и пнуть Палкина по
коленке. Тот качнулся – и сразу получил второй пинок: с разворота в самый низ
живота. Он рухнул с утробным воем…
«Мастер» дернул плечами и водворил куртку на
место. И тотчас в грудь ему врезался хрупкий телефонный столик, который швырнул
Николай, предпочитавший не идти на сближение с противником.
Белобрысого качнуло к стене, однако он устоял
на ногах и даже не выронил свою проклятую дубинку. Замер, вглядываясь в
Николая, и тот похолодел от выражения хищной ненависти в глазах убийцы.
Николай сорвал с шеи фонендоскоп – больше ведь
никакого оружия! Если бы набросить этому гаду на шею и придушить… Но пока все,
что он мог, это хлестнуть крест-накрест перед лицом успевшего отшатнуться
«мастера». Однако тот явно удивился, и какое-то время противники переминались
друг против друга, меряясь взглядами.
– Уйди, убью! – глухо донеслось
из-под платка, и «мастер» рванулся вперед, метя в голову.
Николай успел отшатнуться, но не очень ловко.
Голову-то он уберег, но получил такой удар по правому плечу, что рука онемела.
Он выронил фонендоскоп… И тут очухавшийся Палкин налетел на «мастера» сзади.
Палка, слава богу, оказалась на полу, но Николай успел ее подхватить. Однако это
было уже без надобности. Разъяренный Палкин колоссальными темпами наращивал
добытое в бою преимущество, волтузя противника по полу, словно хотел непременно
затереть его телом грязные следы множества ног. Тот, впрочем, не желал служить
половой тряпкой и люто вырывался, порою умудряясь наносить Палкину болезненные
удары и хрипя:
– Кисель! Кисель, сука!..
Возможно, Палкин думал, что этот тип
высказывается в его адрес, и, оскорбленный, удваивал силу своих тычков.
Тут и Николай вспомнил о Киселе и обеспокоенно
взглянул в сторону окна. В отличие от женщины, которая все еще лежала
недвижимо, Кисель начал проявлять некоторые признаки жизни. Он слабо застонал,
перевернулся на живот, даже голову приподнял, затуманенными глазами вглядываясь
в происходившую свалку…
