Ну а куда еще? Не в гостиную же: вежливо
пригласить присесть и с «медицинским» выражением спросить:
– Так что у вас болит?
С него должно быть довольно того, что она уже
вскользь рассказала. Захочет – сама скажет об остальном.
И не в спальню же ее приглашать… Значит, на
кухню: самое уютное место в доме.
По счастливому стечению обстоятельств холодильник
не пустовал. Буквально позавчера давали зарплату, а в такие дни Николай
затоваривался на полмесяца вперед, чтобы потом не тратить время на магазины.
Какое-то время Нина с интересом смотрела, как он возится со свертками, грохочет
сковородками, а потом нерешительно сказала:
– Может, я сама приготовлю?
Николай кивнул и сел в уголке кухни, притих,
исподтишка поглядывая на ее сосредоточенное лицо, хлопотливые руки… Она
оказалась умелой хозяйкой, но все же Николай замечал, что иногда эти руки
замирают, а на лицо набегает тень. Потом Нина спохватывалась, какое-то
мгновение растерянно смотрела вокруг, словно не понимая, где оказалась, и снова
бралась за дело. А Николай совершенно точно знал, о чем она думает в эти
минуты: не только о бедах, свалившихся на нее, но и об этой странной квартире,
о странном хозяине этой квартиры, а также о том, почему он без вопросов принял
ее условия и почему сидит вот так, чуть дыша, словно с замиранием сердца ждет
чего-то.
Он и правда ждал, однако даже себе самому
боялся признаться, чего именно ждет, а о том, чтобы сказать Нине, вообще и речи
быть не могло!
Наконец их поздний обед или ранний ужин был
готов. Нина всего-то пожарила горбушу и сделала салат из тыквы и морковки,
однако Николай ел с упоением, смешанным с неким святотатственным чувством: да
как это можно, вот так обыденно, грубо поглощать пищу, глядя на эти печальные
брови, и яркий рот, и эти задумчивые глаза, и волну темно-русых волос надо
лбом?! Но ничего – поглощал, и даже с очень большим удовольствием. Даже Валентинины
пироги, даже Татьянины печенюшки не шли ни в какое сравнение с этой обалденной
горбушей, и совершенно непонятно было, как Николай не проглотил язык.
Потом она помыла посуду. Николай все так же
сидел в уголке и смотрел, смотрел…
– Слушай, – спросил он неожиданно
для себя, – а что, Антон плохо относился к Лапке?
– Почему? – Ее брови изумленно
дрогнули, и у Николая опять задрожало сердце.
– Ну… не знаю.
Он и правда не знал, почему об этом спросил.
Хотелось, чтобы так было, – вот и спросил.
– Да нет, не плохо, – пожала плечами
Нина. – Я никогда ничего не спрашивала, а сам он отмалчивался, но такое
впечатление, что у него с первой женой были связаны очень неприятные
воспоминания и Лапка их постоянно пробуждала. А может быть, он немножко
ревновал, что она так ко мне привязалась, хотя это же, наоборот, хорошо,
правда?
– Что? – тупо спросил Николай.
– Ну что мы с Лапкой сразу стали как
родные. Все-таки я для нее – мачеха, вот жуткое слово, да?
– Как родные? То есть Лапка не твоя
дочка?
– Нет, – грустно покачала Нина
головой. – Если честно, я даже не знаю, могут ли у меня быть дети. Но
теперь я удочерила Лапку, так что это не суть важно. Хотя…
Она понурилась, остро вспомнив, как теперь
складываются ее отношения с отцом Лапки, и, главное, испугавшись, что будет дальше.
Николай сидел, прижавшись спиной к стенке.
Было полное ощущение, что ее слова прибили его к этой полосе выцветших обоев.
– А ты хоть когда-нибудь видишь свою
дочь? – наконец спросила Нина.
– Кого? – Он нервно дернулся. –
А, дочь… Да нет у меня никакой дочери, это я просто так сказал. Сам не знаю
зачем.
Если она и сочла его полным идиотом, то виду
не подала. Скорее всего, ей вообще плевать на его слова, ее сейчас гораздо
больше занимает собственная участь – а кого бы не занимала, интересно знать,
после таких-то дел?!
– Даже не знаю, как быть, – наконец
сказала Нина. – Ужасно хочется позвонить, поговорить с Лапкой, но боюсь,
что она не выдержит и проболтается или Инне, или Антону. Нет, я, конечно, не
думаю, что они вместе делали все это, но теперь – всё, теперь я Инке уже не
верю. Она меня выдаст Антону, это точно! Сначала-то я хотела поговорить с ними
обоими напрямую, а теперь думаю: ничего, пусть подольше считают, что я умерла!
Тем более если Антону этого так сильно хотелось… Жаль его разочаровывать. Была
бы возможность забрать Лапку и исчезнуть, чтобы никто и не подозревал, что я
осталась жива… Хотя ты ведь сказал, что для Антона опасности нет, он рано или
поздно очнется и вспомнит, что случилось?
Николай кивнул.
– Ну, тогда все начнется сначала! –
Нина безнадежно махнула рукой. – Он хоть и тихий, но ужасно упорный,
невероятно! Он не успокоится, пока меня со свету не сживет. Хоть беги на край
света и меняй фамилию, только это ведь кошмарно дорого, наверное.
Николай хотел сказать, что фамилию-то сменить
не составило бы никаких проблем, это можно сделать хоть завтра, да и с краем
света можно устроить, даже в буквальном смысле: например, на острове Шикотан
есть мыс Край Света, – но хватило ума промолчать.
– О, не хочу об этом думать, не
хочу! – Нина вдруг отчаянно замахала руками. – Хоть на минуточку бы
отвлечься! Расскажи что-нибудь, а, случай какой-нибудь, что ли? Про другое, про
свою жизнь.
– Про что же? – неловко спросил
Николай, который почему-то ужасно смущался, когда его просили рассказать
«что-нибудь про свою жизнь». Хотя было в ней несколько историй и в самом деле
весьма интересных. Даже Нине, даже в ее состоянии они показались бы таковыми!
– Ну, не знаю. Про что-нибудь. Вот,
например, как ты решил стать врачом?
Николай невольно усмехнулся:
