Переход был пуст, только кое-где дремали на
разостланных газетах бомжи. Антону послышались торопливые шаги за спиной.
Оглянулся – да, позади мелькает женская фигура. Видимо, страшновато одной идти
по этому длинному, темному переходу, вот и спешит со всех ног, чтобы оказаться
поближе к другому человеку – не бомжу, не пьянице, с виду вполне приличному.
«А вдруг я маньяк?» – криво усмехнулся
Дебрский и ринулся вверх по ступенькам, мгновенно забыв о женщине и думая, что
он и в самом деле маньяк, обуреваемый навязчивой идеей, оба они с Инной маньяки…
Пробежал мимо притихшего вокзала, мимо
дремлющих такси, с тревогой поглядывая на небо. Нет, до рассвета еще далеко.
Вот и стоянка. Сунул жетон отчаянно зевающему
парню в будочке, подскочил к «Форду».
– Подвезешь? – спросил
отвратительно-развязный женский голос, от которого Антона передернуло.
– Вон такси на выбор, – буркнул он,
открывая дверцу и уже занося ногу, чтобы сесть за руль, как вдруг она вцепилась
в его рукав:
– Да ты хоть погляди на меня, может,
понравлюсь?
– Пошла ты! – прошипел он, но бросил
невольный взгляд – и даже качнулся: в первое мгновение показалось, что рядом
стоит Нина, только лет на двадцать старше, худая, озлобленная…
– Ну как? Понравилась? – озабоченно
спросила женщина.
– Отвали! – Антон уже сидел за
рулем, уже потянулся закрыть дверцу, но женщина нагнулась близко, обдав его
запахом пота и приторных духов. От этой смеси запахов его вдруг бросило в пот,
и, кажется, он узнал ее именно в тот миг – даже прежде, чем она промурлыкала:
– Да ты что, Дебрский, совсем спятил?
Родную жену позабыл?
Да нет, эта тощая, изможденная тетка не
походила на Нину. Все дело было именно в том, что Нина походила на нее – только
на двадцать лет моложе…
Он сидел и смотрел на нее остановившимся
взглядом. Да и вообще все замерло, все остановилось в нем, даже мысли застыли,
и сердце, чудилось, прекратило биться. Только рука еще конвульсивно дергалась,
пытаясь закрыть дверцу, – но ведь у убитых наповал тоже какое-то время
дергаются конечности. А он был именно убит наповал…
Дверцу Дебрский не мог закрыть потому, что ее
крепко держала женщина.
– Открой сзади, – приказала она, а
когда Антон не шелохнулся, сама просунула руку в салон и разблокировала заднюю
дверь. Шмыгнула на сиденье, а оттуда мгновенным, удивительно ловким движением
перебралась вперед и устроилась рядом с ним. Как змея переползла… Ну что же,
это было предусмотрительно с ее стороны, потому что, если бы она обходила
машину, чтобы сразу сесть впереди, Дебрский вполне мог нажать на газ, сбить ее,
раздавить, как гадюку!
Да ну, какого черта? Чего перед собой-то
лукавить? Ни на что бы он не нажал, никого бы не раздавил!
– Поздно гуляешь, – хмыкнула
женщина, поворачивая к нему лицо, и его почему-то укололи в сердце эти не
стираемые временем, ничем не истребимые следы былой нежной красоты. –
Думала, ты никогда от своей блядешки не уйдешь. Собиралась уже ночевать в ее
подъезде.
И она захохотала, довольная своей остротой.
– Замолчи, – тихо сказал
Дебрский. – Что ты хочешь? Откуда ты взялась?
– Угадай с трех раз, – хмыкнула она,
устраиваясь поудобнее. – Ну? Начинаем. Я приехала с курорта? Нет. Из
санатория? Опять не угадал. Соскочила с нар? Ответ правильный! – И
надтреснутым, но все еще приятным голоском она замурлыкала:
Женская зона скучнее, чем тюрьма.
Девушка в парня не в шутку влюблена.
Хочется девчонке к мальчишке подойти,
Но всюду, всюду, всюду конвои на пути.
Дебрский устало прикрыл глаза. Боже мой…
Сколько же времени он не звонил в Дубровный? Месяц, даже два? А напрасно.
Потому что мог бы узнать кое-что, безусловно, для себя интересное! Например, о
том, что Ритка вышла из тюрьмы.
– Слушай, а ты так гнал по переходу,
чтобы в своей лайбе приятно посидеть? – озабоченно спросила она. –
Домой не собираешься? Лапку что, одну оставил? Или няньку взял? Ого, уже пятый
час утра!
Дебрский вздрогнул. Что же он сидит? Время
идет, время! Он сейчас вовсю должен гнать в Карабасиху, а вместо этого
трепыхается, разинув рот, будто дохлая рыба.
Хотя кто бы не затрепыхался на его месте…
Но все равно – надо ехать. Нельзя больше
терять ни минуты! А по пути он что-нибудь придумает. Как-нибудь изловчится
избавиться от Ритки, ну хоть в канаву ее выкинет… Там ей самое место, в
придорожной канаве!
Он осторожно вывел «Форд» за ограждение и
повернул направо.
– Ого, – удивилась Рита. –
Неужели ты теперь в каком-нибудь Сормове живешь или на Автозаводе? Мы с матерью
все телефоны оборвали, тебя разыскивали. Он уехал давно, нету адреса
даже, – последние слова она опять пропела не без изящества. –
Пришлось сюда тащиться, ноги бить. Я сегодня вечером приехала, думала,
переночую на вокзале, а завтра пойду в адресное бюро, но, к счастью, вспомнила
этот адресочек… Видела вас в окошко, голубков-голубочков. Нет, думаю, не
останется он там на всю ночь, Лапка, если проснется одна, такую истерику
закатит! Она все так же орет по утрам?
В голосе Риты проскользнула брезгливая нотка,
и Дебрский не мог не усмехнуться:
– Вижу, материнской любви у тебя не
прибавилось.
– Заткнись! – вызверилась она с
такой яростью, что Антон невольно вжался в спинку сиденья. – Что бы ты
знал, сука, про мою материнскую любовь? Думаешь, я из-за тебя на суде
промолчала? Хрена лысого! Из-за Лапки! Только из-за нее.
– В самом деле? – безразлично
спросил Дебрский, так пристально глядя на панель приборов, что со стороны могло
показаться: он интересуется, в самом ли деле у него почти полный бак и
заправляться придется еще не скоро.
– Чего? – прошипела Рита.
– Да ничего, – пожал плечами
Дебрский. – Сижу и молчу.
– Вот и молчи! – истерически
выкрикнула она.
– Да уж молчу.
Автомобиль уже мчался через Сормово. Дорога
была пуста, светофоры мигали желтыми огоньками, и город стремительно улетал
назад.
– Точно, Красное революционное
Сормово, – хихикнула Рита, прилипнув к окну. – А чего ты не
останавливаешься? Едем в какую-то глухомань.
– Ты же вроде Лапку хочешь
увидеть? – буркнул он. – А Лапка в деревне.
– Да брось! – недоверчиво протянула
она. – У кого?
