– Дайте мне яблочного сока, а ему уж все-таки принесите коньяку, у него давление, ему надо!
– Сейчас, сию секунду.
Стюардесса, кажется, первый раз снова выдохнула и убежала.
Дмитрия, кажется, чуть отпустило.
– Давление, значит? – спросил он с вызовом, который я с готовностью вернула.
– Ты не должен выходить со мной на люди, если ты не готов к такому.
– Одно хорошо, – сказал он после долгой паузы. – Будут мне завидовать. Скажут, вот старый жук, отхватил себе молоденькую…
– Старый жук, старый жук, – повторила я. – Помнишь, принцесса пела в сказке… как же ее, нет, не принцесса. Золушка пела про старого доброго жука. Встаньте дети, встаньте в круг.
– Знаешь, я начинаю жалеть, что ты выглядишь настолько юной, моя принцесса Софи, – рассмеялся он, а затем притянул меня к себе и поцеловал в губы.
Стюардесса тактично ждала, пока мы не закончим, и только потом подала нам наши напитки. Тогда я не выдержала и попросила ее принести мне какой-нибудь шоколадный батончик.
– Дети любят сладости, – кивнул Дмитрий и попросил для себя свежий номер La Repubblica.
Дети любят сладости. Я еще не знала, что именно эта фраза станет основной мелодией нашей любви. В Италии Дмитрий решил представить меня – свою очаровательную спутницу – коллегам, съехавшимся в Рим со всего мира. Коллеги кивали и жали мне руки, и смотрели оценивающе, как моя мама, пытаясь определить, надолго ли, всерьез ли. Судя по тому, как они переставали меня замечать, они тоже решили, что таких, как я, берут на сезон. Потом я слышала это отовсюду в разных вариациях: и в оригинальной версии «любви все возрасты покорны», и про «беса в ребро», а за глаза – омерзительный новодел о «папике и комплексах». И, конечно, предположение, что я с Дмитрием наверняка исключительно из-за денег. Но тогда, в Риме, я столкнулась с таким впервые. Не зря я укрывалась от всего мира в квартире Дмитрия, на полу в его кабинете, замотавшись в плед. Мир отнесся к нашей любви с ненавистью.
В Риме ненависть была с привкусом томатного соуса, вежливая, аккуратная, как смокинг.
– Как вы познакомились? Вы, наверное, студентка Дмитрия Евгеньевича? Нет? Вы вообще не имеете отношения к медицине? Тогда как? Вы уверены, что вам можно пить вино? Вам уже есть двадцать один год? Ха-ха, это шутка, конечно. В Италии пить вино можно с пеленок, официально с шестнадцати лет. Вам же есть шестнадцать, да? Ха-ха!
Ха-ха, черт возьми. Я улыбалась, кивала и рвала пальцами салфетку в руке. Обрывки потом подкинула в металлический котел с мидиями. Приятного аппетита, вашу мать. Я терпела и убеждала себя, что наплевать и вообще, пошли они, все эти холеные светила медицины, подальше. Я говорила себе: выше нос, ровнее спину. Ты сможешь, ты всем им покажешь.
Но битва с общественным мнением – это не мое. Однажды настал день или, вернее, ранний вечер, когда я просто отказалась покидать наш отель. Я сидела на полу перед огромным, в пол, французским окном, смотрела на мрачный контур погружающегося в сумрак замка Святого Ангела. Нежное название для настоящей средневековой католической крепости, где пытали еретиков. Рим – огненный коктейль из красоты и крови, мне это нравилось и это меня пугало. Мне казалось, я попала в какую-то параллель и сейчас искупаю грехи, совершенные мною в прошлой жизни.
– Почему не пойдешь? – спросил Дмитрий, подойдя ко мне.
Он уже надел светло-голубую рубашку и серый галстук – под цвет пиджака, только на три тона светлее. Он был сказочно хорош, мужчина, который привык и умеет носить дорогие костюмы, идеально посаженные по фигуре.
– Я плохо себя чувствую, – сказала я и тут же пожалела.
Забыла, черт побери, что живу с доктором. Дмитрий присел на корточки, приложил свою теплую ладонь к моему лбу, затем скривился и поцокал языком.
– Что случилось? Там будет ягодный торт с меренгами, и ты не хочешь идти? Сегодня официальная церемония закрытия, мы не можем не пойти.
– Ты не можешь не пойти, это твоя церемония, твой «Оскар». При чем тут я?
– При всем тут ты. Ты тут при мне. И потом, что подумают все мои друзья?
– Ну, они-то мне температуру померить не могут, так что скажи им, что я приболела. Они наверняка поверят. Предложат тебе купить для меня какую-нибудь игрушку. Плюшевого мишку Тедди!
Дмитрий пораженно смотрел на меня. Я отвернулась и снова уставилась на крепость Ангела, на которую опускался розово-синий закат. Дмитрий молчал, потом встал на колени, взял мое лицо в свои ладони и повернул к себе.
– Наплюй на них. Вот не думал, что тебя так легко задеть, – сказал Дмитрий.
– Я тоже не думала, – согласилась я. – Да и не задели они меня, просто надоело делать вид, что мне смешны их шутки про педофилию. Мне двадцать лет, я не должна это терпеть.
– Не должна, да, – согласился он. – И мы пойдем туда и не позволим им на тебя влиять.
– Да пусть влияют! – почти крикнула я, злясь, на сей раз уже на Дмитрия. – Почему я должна туда идти? Неужели же ужин не может пройти без твоей почти несовершеннолетней любовницы? Неужели же это так важно для тебя – выставлять меня напоказ?
– Я никогда не выставлял тебя напоказ! И не поднимай на меня голос, Софи!
– Нет? Не выставлял? – Я продолжала кричать просто так, чтобы дать выход своим чувствам. – А зачем я тебе там? Я не понимаю ни по-английски, ни по-итальянски, ни по-русски, потому что вы говорите о чем-то непереводимом для обычного нормального человека. И я не знаю, какой вилкой едят салат, а какой – рыбу. И ненавижу каблуки, потому что, как ты знаешь, вообще предпочитаю все время ходить в одном и том же. Я – как из этого фильма с Джулией Робертс про проститутку, и ровно все ко мне именно так и относятся. Я уже устала от их «понимания», так что объясни мне, зачем я тебе там?
– Тебе со мной плохо? – спросил он.
В его голосе вдруг мне послышалась скрытая угроза. Показалось?
Глава 18
Сказки бывают разные, согласилась я, осторожно выглядывая из-под одеяла
К стихийному бедствию невозможно приготовиться, особенно когда речь идет о любви. Тут никакой прогноз погоды не поможет, шторм начинается без предупреждения. Может быть, все дело в Италии? Может быть, здешний воздух сводит любовников с ума, заставляя кровь закипать, словно мы слишком резко нырнули ко дну?
Я знала, что нужно отступить, сделать шаг назад, но десять дней, потраченных на то, чтобы стать своей среди чужих, сделали свое дело. «Тебе плохо со мной?» Я ответила, но совсем не то, что имела в виду. Не так ли строятся все диалоги между любовниками. Я хотела сказать: мне плохо без тебя. Мне не по себе, когда ты оставляешь меня одну в толпе этих богатых и знаменитых. Ну, может быть, и не знаменитых, но роскошных, уверенных в себе, полных достоинства людей. Они никогда не примут меня, а я не хочу принимать их. «Я хочу только тебя», – хотела я сказать.
