– Как я ставлю вопрос? – уточнила я.
Застучало сердце. Страх. Да я его боюсь. Как можно выходить замуж за человека, которого боишься?
– Я настоял на том, чтобы ты оделась по-человечески, а ты мне отомстила? Ты что, выкинула подаренное мною кольцо? Серьезно? Я правильно тебя понял? Это что, политическое заявление? Ты считаешь, что я не имею права голоса в том, как ты выглядишь?
– Я ничего не выкидывала, – ответила я максимально ровным, нейтральным тоном. Инстинкт самосохранения. – Я же сказала, что его потеряла. Но даже если предположить, что твое утреннее поведение глубоко расстроило и даже потрясло меня…
– Потрясло? Ты преувеличиваешь, дорогая, ты сама раздула из этого целую бурю. Ты могла просто переодеться, – так же спокойно ответил он.
Я увидела, как топка раскрылась и горящие искры полетели по комнате. Спасайся, горим.
– Ты иногда бываешь слишком авторитарным, Дмитрий. Я – живой человек, и, если на меня давить, я могу растеряться, расстроиться.
– И выкинуть кольцо? – гаркнул он.
Я невольно подпрыгнула на постели, но заставила себя выдержать его бешеный взгляд.
– Или потерять, – возразила я. – Мало ли что может произойти, если я сильно расстроена. Может быть, кольцо случайно упало… скажем, в речку.
– В речку? – ахнул он. – Ты это серьезно?
– Я человек несерьезный. Ты сам сто раз это говорил. Тебе во мне это даже нравилось… вроде.
– Ты так и сделала, да? – процедил он тоном безмятежного океана за минуту до начала полномасштабного цунами. – Выкинула мое кольцо в речку?!
– Во-первых, мое кольцо, разве нет? Во-вторых, даже если бы я так сделала, ты бы простил меня? Ты бы понял, что не стоило рвать и выбрасывать мою одежду?
– Да как ты смеешь… – тихо прошептал он, и глаза его заполыхали чем-то… словно знакомым, чем-то, чего я давно ждала, да не могла найти. – Как ты смеешь…
– Потому что, понимаешь, я верю, что ты бы меня простил, – добавила я. – А в противном случае я бы просто не смогла выйти за тебя замуж, понимаешь? Я бы была вынуждена порвать с тобой.
– Ты выкинула мое кольцо, – совсем тихо, еле слышно, прошипел он и улыбнулся.
На секунду я опешила: блеск глаз вдруг потух, и Дмитрий стал тих, спокоен, даже ласков. Он подсел ко мне, положил руку мне на обнаженную ногу, посмотрел на меня с каким-то даже сочувствием.
– Ты выкинула мое кольцо, дорогая. И ты хочешь со мной порвать.
С этими словами он вдруг сжал пальцы на внутренней стороне моего бедра – быстро, сильно, молниеносно. Оглушительно больно. Непередаваемо, так больно, что слезы брызнули – именно брызнули – из глаз. Я не могла поверить в реальность происходившего. Я ожидала дальнейших криков, битья посуды, скандала, ядерной войны – хотела раз и навсегда разобраться, где проходит линия между тем, что могу решать я, и что допускается решать ему. Но теперь я кричала от боли, а он закрывал мне лицо ладонью, продолжая давить и сжимать ногу. Я извивалась, билась, но ничего не помогало. Он просто хотел, чтобы мне было больно.
– Ты… сама напросилась, – прошептал он, склонившись ко мне. – Ты сама виновата, слышишь. Как ты могла? Как ты могла подумать, что я отпущу тебя?
Я пыталась вырваться, но он был сильнее. Я рванулась изо всех имевшихся у меня сил и отскочила на другую сторону кровати, на самый край – Дмитрий догнал меня в два прыжка, перехватывая рукой под грудь, повалил на пол, перевернул, мгновенно выкрутил мне руку – так, что я заорала от боли в голос. В глазах потемнело, темнота и звезды, бесконечная новая вселенная засасывала меня, как новомодный вакуумный пылесос системы «циклон». Через секунду я отключилась.
Я просчиталась, я промазала – теперь я точно это знала. Вчера, когда я кидала кольцо в воду, я знала: это будет как контрольный выстрел в сердце. Но контрольные выстрелы всегда направляют в голову. Их делают, чтобы никто не выжил, а я пришла в себя, и рядом со мной, перепуганный и бледный, сидел Дмитрий. И мы оба истекали кровью, но мы не умерли, мы были живы.
– Господи, Софи! – шептал он. Боль не отпустила и после, когда я снова осознала себя во времени и пространстве, стала даже сильнее, пульсируя в районе плеча. – Господи, Софи. Ты меня слышишь?
– Что… ты со мной сделал? – спросила я, но слова вышли скомканными.
Дмитрий потянулся ко мне, и я инстинктивно отшатнулась. Боль тут же удесятерилась. Я замерла. Я лежала, я не хотела больше бороться за свои права, я не хотела бежать, я только хотела, чтобы боль ушла.
– Тише, тише, тише, девочка моя. – Он потянул ко мне руку. – У тебя сильно вывихнуто плечо.
– Ты… – пробормотала я, всхлипывая. – Ты вывихнул мне плечо. Ты, Дима, черт возьми, вывернул мне руку. Черт!
Он хотел что-то сказать, но только кивнул, встал и куда-то ушел. Куда? Совсем ушел? Все-таки бросил меня? Почему я говорю «бросил», а не «освободил»? Я не слышала, чтобы открывалась дверь.
Дмитрий вернулся с какой-то сумкой в руке, я запаниковала и попыталась встать. Боль была чудовищной.
– Малыш, малыш, не шевелись сейчас, пожалуйста. Я прошу тебя, как врач прошу.
– Как врач? – воскликнула я и тут же чуть снова не отключилась от боли.
– Сейчас, я… потерпи, я помогу. Да успокойся ты, ничего я тебе не сделаю.
– С чего бы мне тебе верить?
Я попыталась оттолкнуть его, но он даже не думал обращать на это внимание. Раскрыл сумку, достал оттуда шприц и какую-то ампулу. Продолжая приговаривать, что все будет хорошо, вскрыл ампулу – в воздухе запахло спиртом и чем-то химическим.
– Не смей, – прошептала я.
– Это обезболивающее. Тебе нужно срочно вправить плечо, иначе сустав отечет и потом придется вправлять операционным путем. Соня, ну, послушай меня. Я же врач.
– Нет.
– Да! – Он вскочил и посмотрел мне в глаза. – Ты сейчас будешь делать все, что я скажу. Потом можешь поступать, как посчитаешь нужным. Если хочешь уйти от меня – уйдешь сразу после этого. Но я не могу оставить этого так.
– Да ты что! Чертов гуманист!
– Нет, я свинья! – ответил он, продолжая сверлить меня своим лазерным взглядом. Невозможный голубой. – Я знаю, что я вел себя как чудовище. У меня бывает такая ярость. Я стараюсь не поддаваться этому. Но это чертово кольцо!
– Какое-то дерьмовое кольцо – и ты вывернул мне руку? – уточнила я.
– Да при чем тут кольцо? С самого начала я знал, что тебя потеряю. Просто не смог принять этого с должным равнодушием. Я знаю, это непростительно, и я не прошу прощения. Я только прошу: позволь мне сделать все, что нужно. И ты свободна.
Его голос изменился. Он заговорил спокойно, собранно, как будто принял какое-то трудное, но неизбежное решение. Как будто выпил яду и теперь просто ждал его действия – покорно, но с достоинством.
