Мэтью не стал делиться с Джеймсом своими мыслями о Гидеоне. Мэтью отличался осмотрительностью, а на Джейми иногда находило, и он мог отчебучить что угодно. Прошлым летом в лондонский Институт приехал на редкость дружелюбный Сумеречный охотник по имени Огастес Паунсби, и Мэтью оставил его в компании Джеймса всего-то на полчаса. Вернувшись, Мэтью обнаружил, что Джейми сбросил Паунсби в Темзу, объяснив это тем, что Паунсби его оскорбил. Поступок тянул на подвиг: еще бы, четырнадцатилетний Джейми справился с Паунсби, взрослым и крепким охотником. Но, как бы это ни впечатляло, говорить о хороших манерах не приходилось.
Ни Джеймс, ни дядя Джем не стали бы покупать зелье тайком и уж тем более применять его. Но что плохого в том, чтобы узнать наконец правду? Поначалу Мэтью хотел добавить каплю из флакона в завтрак сегодня утром; тогда отцу и матери пришлось бы рассказать всем о том, что происходит. И теперь, когда мистер Гидеон Лайтвуд стал заявляться по утрам, он пожалел, что не сделал этого.
Мэтью тряхнул головой, глядя на свое отражение в зеркале, и решил покончить с меланхолией и унынием.
– Я выгляжу как денди? – спросил он Мистера Оскара Уайльда. – Я ослепителен и учтив?
Мистер Оскар Уайльд лизнул его в нос – ну а как еще мог ответить Мистер Оскар Уайльд, щенок, которого Джейми подарил Мэтью на день рождения? Мэтью воспринял это как одобрение и кивнул своему отражению в зеркале.
– Ты можешь быть пустым местом в жилетке, – сказал он Мэтью Фэйрчайлду, – но, по крайней мере, жилетка у тебя потрясающая.
Он проверил свои карманные часы, после чего сунул их обратно в карман вместе с пузырьком. Медлить было нельзя. Мэтью торопился на важную встречу в самом эксклюзивном клубе.
Но сначала ему предстояло пробежаться по Институту, чтобы забрать груз по имени Джеймс Эрондейл. Он знал, где искать Джеймса, поэтому приказал Оскару остаться и охранять фонарный столб. Оскар послушался: он был очень воспитанным щенком, и все говорили, что в этом заслуга Мэтью, который, должно быть, хорошо его дрессирует, но Мэтью ничего такого не делал, просто любил его. Мэтью забросил веревку с крюком на окно библиотеки, забрался наверх, стараясь не порвать брюки, и постучал по стеклу.
Джеймс сидел на диванчике у окна, склонившись – какой сюрприз! – над книгой. Он поднял чернявую голову на стук и улыбнулся.
Джеймс никогда особо не нуждался в Мэтью. Он был ужасно застенчивым, и Мэтью просто хотел о нем заботиться. Но теперь, когда Джеймс превратился в юношу с угловатыми чертами лица и пообвык в компании трех верных друзей, он стал гораздо более собранным во время совместных вылазок. При всей своей стеснительности Джейми, казалось, нисколько в себе не сомневался и ничего не хотел в себе менять. Он не искал помощи от Мэтью. Более того, обладал глубокой внутренней уверенностью, которой самому Мэтью как раз не хватало. В их отношениях всегда было больше равноправия, чем в отношениях с Томасом или Кристофером. И Мэтью всегда хотелось проявить себя перед Джеймсом. Правда, он не был уверен, что когда-либо ему это удавалось.
При виде Мэтью Джеймс не выказал ни облегчения, ни особой радости – только спокойное удовлетворение. Он открыл окно, и Мэтью пробрался внутрь, заваливаясь на Джеймса и опрокидывая его с дивана.
– Привет, Мэтью, – донесся с пола голос Джеймса. В его интонациях проскальзывали насмешливые нотки.
– Привет, Мэтью! – звонко отозвалась Люси из-за письменного стола.
Она выглядела трогательно растрепанной и явно пребывала в муках творчества. Светло-коричневые локоны выбивались из-под голубой ленты, одна туфля покачивалась на ноге, обтянутой чулком, угрожая вот-вот свалиться. Дядя Уилл часто устраивал драматические чтения фрагментов из книги, которую он писал о демонической оспе, и все находили их очень забавными. Но Люси никому не показывала свои сочинения. Мэтью не раз хотел попросить ее прочитать ему хоть одну страницу, но не находил причины, по которой Люси сделала бы для него исключение.
– Да благослови вас Бог, мои Эрондейлы, – с нарочитой важностью произнес Мэтью. Он поднялся с пола и отвесил Люси поклон. – Я прибыл по срочному делу. Скажите мне – только честно! – что вы думаете о моей жилетке?
Люси улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки.
– Ошеломительная!
– Присоединяюсь, – великодушно согласился Джеймс.
– Но почему не фантастическая? – удивился Мэтью. – Не сногсшибательная?
– Пожалуй, я сшиблен с ног, – сказал Джеймс. – Но в хорошем ли смысле, вот в чем вопрос?
– Я бы на твоем месте воздержался от жестоких словесных игр с единственным и неповторимым парабатаем, – заметил Мэтью. – Подумай лучше о своем костюме. И убери эту чудовищную книгу. Господа Лайтвуды ждут нас. Нам надо спешить.
– Разве я не могу пойти, как есть? – спросил Джеймс.
Сидя на полу, он смотрел на Мэтью широко распахнутыми золотистыми глазами. С растрепанными волосами, в мятой льняной рубашке и даже без жилетки, выглядел он не слишком презентабельно. Только из огромного душевного благородства Мэтью не позволил себе содрогнуться от ужаса.
– Все шутишь, – сказал Мэтью. – Я знаю, ты нарочно так говоришь, только чтобы меня позлить. Черт с тобой. Но хотя бы причешись!
– Грядет битва с расческой, – предупредил Джеймс, направляясь к двери.
– Возвращайся с победой или на расческах своих солдат! – крикнул ему вслед Мэтью.
Когда Джейми скрылся, Мэтью повернулся к Люси. Она сосредоточенно строчила что-то на листке бумаги, но подняла голову, словно чувствуя его взгляд, и улыбнулась. Мэтью стало интересно, как ей удается совмещать в себе самодостаточность и радушие. Это как дом с крепкими стенами, где никогда не гаснет свет маяка.
– Мне тоже причесаться? – поддразнила Люси.
– Ты, как всегда, безупречна, – ответил Мэтью.
Ему хотелось поправить ленту в ее волосах, но это могло показаться излишней вольностью.
– Хочешь пойти на собрание нашего тайного клуба? – предложил Мэтью.
– Не могу, я делаю уроки с мамой. Мы обе учим фарси, – сказала Люси. – Я ведь должна владеть языками, на которых говорит мой парабатай, верно?
С недавних пор Джеймс начал называть своих родителей по-взрослому: «мам» и «па», а не «мама» и «папа». Люси тотчас подхватила его манеру. Мэтью даже нравилось слышать валлийские нотки в их голосах, когда брат и сестра обращались к своим родителям. Они звучали мелодично и нежно.
– Разумеется. – Мэтью кашлянул, мысленно принимая решение возобновить уроки валлийского.
Вопрос о том, чтобы отправить Люси в Академию Сумеречных охотников, даже не обсуждался. Она никогда не проявляла таких способностей, как у Джеймса, но мир был слишком жесток к женщинам, которые отличались от других хоть чем-то.
– Люси Эрондейл – милое дитя, но с такими недостатками кто возьмет ее в жены? – сказала однажды Лавиния Уайтлоу, когда они с мамой Мэтью встретились за чаем.
