– Мариза? Я ее почти не знаю, – ответила женщина. – Трое детей у нее уже есть. С четырьмя будет трудновато.
– Я не ребенок, – сказал Джонатан. – И неприятностей ей не доставлю.
Он помолчал и заметил:
– Тут на борту много оборотней.
– Уф, выросшие в Идрисе детишки такие утомительные, – вздохнула женщина. – Что ж, как ни печально, оборотни, – это правда жизни. Разные существа – они повсюду. Иди в кровать, Джонатан.
Они услышали, как захлопнулась дверь соседней каюты и защелкнулся замок.
– Пора, – сказал Роберт Лайтвуд. – Вампиры – на правый борт. Мы с Братом Захарией – на левый. Сдержите оборотней любыми способами, потом найдите инь-фэнь.
Они высыпали на палубу. Ночь была штормовая, ветер натягивал капюшон Захарии еще глубже, палуба дрожала под ногами. Захария не мог приоткрыть губы, чтобы ощутить привкус соли в воздухе.
Нью-Йорк едва мерцал на горизонте, сияя, подобно огням Сумеречного Базара во тьме. Нельзя было допустить, чтобы на город обрушился инь-фэнь.
На палубе оказалась пара оборотней. Один был в облике волка, и Захария заметил в его шерсти проблеск серебра. У другого уже обесцветились кончики пальцев. Интересно, подумал Захария, знают ли они, что умирают? Он очень живо вспомнил, каково это – было умирать от инь-фэня.
Иногда казалось, что избавиться от чувств – вовсе не так уж плохо. Быть человеком очень больно, а сейчас Захария не мог позволить себе чувствовать жалость.
Брат Захария обрушил посох на голову волка, а когда обернулся, Роберт Лайтвуд уже расправился со вторым оборотнем. Некоторое время они стояли плечом к плечу, прислушиваясь к завываниям ветра и шуму морских волн и дожидаясь, пока остальные поднимутся с нижних палуб. Тут до Захарии донеслись какие-то звуки с другого борта.
Стойте, где стоите, велел он Роберту. Я пойду к вампирам.
К ним пришлось пробиваться. Оборотней оказалось больше, чем предполагал Брат Захария. Поверх их голов было видно, как Рафаэль и Лили, сверкая клыками в свете луны, взмывают в воздух, будто бесплотные тени.
Клыки оборотней он тоже видел. Захария одним ударом сбросил одного за борт и выбил другому зубы. Затем, уворачиваясь от когтей, едва не упал за борт сам. Оборотней было слишком много.
Слегка удивившись, Захария подумал, что, возможно, это конец. Наверное, полагалось чувствовать хоть что-то, кроме удивления, но он чувствовал лишь пустоту, вроде той, что ощущал идя по Базару, и слышал голоса собратьев – холодней самого моря. До вампиров ему дела не было. И до себя самого тоже.
Он услышал рев оборотня, затем – грохот волн. Руки Брата Захарии устали махать посохом. В любом случае, все это давным-давно уже должно было закончиться. Он едва помнил, почему вообще сражается.
На другой стороне палубы оборотень, почти полностью перекинувшийся, нацелил когтистую лапу прямо в сердце Лили. Та в этот момент душила другого оборотня, и возможности защищаться у нее не было.
Распахнулась дверь, и наперерез оборотням бросилась какая-то Сумеречная охотница. Но битва для нее окончилась, не успев начаться. Волк разорвал ей горло, и пока Захария пытался к ней пробиться, на спину ему прыгнул еще один оборотень. Посох выпал из онемевших пальцев Брата Захарии. Оборотень впился ему когтями в плечо, заставляя упасть на колени. Третий оборотень прыгнул на них сверху, и Захария с размаху ударился головой о доски. В глазах у него потемнело. Голоса Братьев и шум моря исчезли, а с ними и весь мир, который его уже не волновал.
На мгновение он увидел пустые глаза мертвой Охотницы, а потом все поглотила тьма. Сам он тоже был пуст. Зачем он вообще сражался?
Но он вспомнил. И не позволил себе забыть.
Тесса, подумал он. Уилл.
Мысли о них всегда были сильнее отчаяния. Он не мог сдаться и предать их.
Они были Уиллом и Тессой, а ты был Кэ Цзянь Мином. Ты был Джеймсом Карстерсом. Ты был Джемом.
Джем выхватил из-за пояса кинжал. С боем поднялся на ноги и отшвырнул оборотня в открытую дверь кабины. Потом посмотрел на Лили.
Перед ней стоял Рафаэль. Одной рукой он закрывал ее, как щитом; его кровь зловещими пятнами алела на палубе. Человеческая кровь ночью казалась черной, но вампирская оставалась красной даже во тьме. Лили выкрикнула его имя.
Брату Захарии срочно требовался его посох, который катился по доскам палубы, серебрясь в лунном свете и гремя, словно кости. На нем отчетливо была видна резьба – темная тень на серебре. Посох подкатился к ногам мальчика, только что шагнувшего наружу, в этот кровавый хаос.
Джонатан Вейланд ошеломленно смотрел на Брата Захарию, оборотней и мертвую Охотницу. Женщина-оборотень готовилась вот-вот прыгнуть на него. Мальчик был слишком маленьким – он еще даже не носил воинских рун.
Брат Захария знал, что не успеет.
Мальчик обернулся – в лунном свете его волосы сияли золотом, – и подхватил посох Захарии. Маленький и стройный, хрупкая преграда на пути тьмы, он бросился навстречу оскаленным клыкам и выпущенным когтям. И сбил волчицу с ног.
На мальчика бросились еще двое, но одного убил Захария, а мальчик развернулся и сшиб второго. Когда он изогнулся в воздухе, то был похож не на тени (как вампиры), а на свет.
Мальчик приземлился на палубу, широко расставив ноги и вращая посохом, и засмеялся. Но это был не милый детский смех, а дикий, неистовый хохот, заглушавший шум моря, вой ветра, голоса Безмолвных Братьев – юный, уверенный, радостный и немного безумный.
Совсем недавно Брат Захария заметил, что смех он слышит нечасто. Однако думать, сколько лет прошло с тех пор, как он в последний раз слышал такой смех, было невыносимо.
Он ударил кинжалом оборотня, а потом еще одного, бросившись между мальчиком и волками. Один прорвался мимо и прыгнул на мальчика, и Захария услышал, как тот тихо вскрикнул сквозь стиснутые зубы.
Ты в порядке? – спросил он.
– Да! – выкрикнул мальчик. Брат Захария слышал его тяжелое дыхание у себя за спиной.
Ничего не бойся, сказал брат Захария. Я сражаюсь вместе с тобой.
Кровь Захарии была холоднее моря, и сердце его оглушительно колотилось, пока он не услышал, что на помощь к ним идут Роберт Лайтвуд и Лили.
Как только сопротивление оборотней было подавлено, Роберт увел Джонатана на мостик. Захария вновь обратил внимание на вампиров. Рафаэль снял куртку. Оторвав кусок своей рубашки, Лили перевязывала ему руку и плакала.
– Рафаэль! – восклицала она. – Рафаэль, не надо было тебе этого делать!
– Что хуже: рана, которая заживет за ночь, или потеря ценного члена клана? – спросил Рафаэль. – Я действовал в своих интересах. Я всегда так поступаю.
– Хочется верить, – пробормотала Лили, сердито утирая слезы тыльной стороной руки. – Что бы я делала, если бы с тобой что-нибудь случилось?
