Таким образом, победа контрремонстрантов привела с собой не только искоренение арминианства и ограничение терпимости по отношению к диссентерским Церквям, но и первую организованную кампанию нажима на светские власти с целью заставить их бороться за исправление нравов и поведения, на которые раньше вообще не обращали внимания или относились с величайшей снисходительностью. На конфессиональном фронте новые контрремонстрантские городские советы проводили более жесткую линию против католических молитвенных собраний, чем их предшественники. Но не только ремонстранты и католики почувствовали перемену: лютеране и иудеи также. Лютеранская церковь в Лейдене был закрыта, а в Роттердаме — снесена
. Штаты Голландии в 1621 и 1624 гг. отвергали просьбы лютеран Боденгравена о терпимости, запретив лютеранскую проповедь и церковные обряды по всей сельской местности Голландии
. Синоды упорно требовали от Штатов рассмотреть запрет иудаистского богослужения и, когда стало ясно, что Амстердам заблокирует эту меру, подали петицию, в которой говорилось, что «свобода иудеев должна быть урезана и ограничена, как это имеет место в других странах, где им позволяется жить»
. В отношении поведения и образа жизни консистории настаивали на проведении реформ на широком фронте, надеясь добиться внесения в городское законодательство изменений, подвергавших более строгим и обременительным ограничениям праздники, танцы, музыку и театральные представления, т.е. деятельность камер риторов в целом
.
В бывших арминианских городах кальвинистская решимость контрремонстрантов также привела к изменению или модернизации многих черт церковной жизни и народного благочестия, которые развивались там в постреволюционные десятилетия. В Гауде по этому поводу ходили слухи о выносе из главной церкви знаменитых оконных витражей. В Утрехте в ноябре 1623 г. новые власти регламентировали празднование Рождества. Все усилия по борьбе с очень популярным праздником Св. Николая оказались малоуспешными, хотя некоторые подошли к делу со всей серьезностью: в 1620 г. де Ври попытался наложить запрет на продажу детских кукол в канун дня Св. Николая в Амстердаме
.
После 1625 г. репрессии против ремонстрантов ослабели, и продолжение «Дальнейшей Реформации» столкнулось с политическими препятствиями. Великий поэт Вондел проявлял яростный антагонизм к Теллинку, его сыновьям и союзникам, несомненно, под влиянием их враждебности к музыке, театру и камерам риторов, хотя был готов согласиться с де Ври, что поэтам не следовало излишне увлекаться любовной тематикой и забивать головы людей образами языческих богов и богинь и их деяний. Свою антипатию к Теллинку, которого он называл «зловредным семенем», никак не желавшим «оставить в покое свободу», Вондел выразил в нескольких анонимно опубликованных злободневных поэмах
. В одной из них он обвинил клан Теллинка в том, что они втащили (в Ресупблику) «троянского коня шотландцев», намекая на то, что, заразившись у шотландских пресвитериан их нетерпимым фанатизмом, они сеяли разногласия и тем самым угрожали разрушить Республику.
Но, несмотря на то, что после 1625 г. политическая удача отвернулась от контрремонстрантов, и как арминианство, так и принципы «барневельдистов» возродились, призыв к «Дальнейшей Реформации» не пропал втуне. Напротив, в 1630-х и 1640-х гг. в городах по всей Республике, особенно в Голландии, Зеландии и Утрехте влиятельные проповедники и другие лица подхватывали заветы Теллинка, и предложенная ими программа обширных социальных и моральных реформ находила все большую поддержку в реформатских кругах. Эту программу намечалось осуществить благодаря совместным усилиям Церкви и государства, а ее итогом должно было стать изменение образа жизни не только реформатской общины, но и общества в целом. Самыми видными из сторонников Дальнейшей Реформации были сыновья Теллинка, Максимилиан и Ян, оба — ведущие проповедники в Зеландии, и, с конца 1630-х гг., старейшина «теологической практики» в Утрехте, Гисберт Воэций (1589–1676).
21.
РЕСПУБЛИКА В ОСАДЕ, 1621–1628
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ МОРИЦА, 1621–1625
Начало и середина 1620-х гг. были одним из самых мрачных периодов в истории Соединенных Провинций. Это было время, когда Республика оказалась в осадном положении и подверглась тяжелым испытаниям.
Повторное введение испанского эмбарго в апреле 1621 г. оказало разрушительный эффект на голландскую трансокеанскую торговую систему, по большей части уничтожило голландскую торговлю с Иберийским полуостровом, разрушило их левантийскую торговлю и привело к сокращению товарообмена с Балтикой и объемов ловли сельди в Северном море, которая отныне испытывала нехватку подходящего качества соли
. Успехи испанцев на островах Карибского моря и в Бразилии, отрезавшие поставки карибской соли, и (до 1630 г.) угрожавшие деятельности новоучрежденной Вест-Индской компании, наряду с испанскими нападениями на голландские суда, занимавшиеся ловлей сельди, и началом грабительских рейдов каперов из Дюнкерка в середине 1620-х гг., усилили воздействие эмбарго. Экономическую и морскую блокаду еще более укрепила речная блокада, поддерживаемая испанцами в 1625–29 гг., когда движение товаров по Рейну, Маасу, Ваалу, Шельде и Эмсу было остановлено цепью испанских гарнизонов, раскинувшейся от Шельды до Эмса. Давление не ослабевало до поражения испанцев в 1629 г.
Практически вся голландская трансокеанская торговля — кроме коммерческих связей с Ост-Индией — в 1620-х гг. пришла в упадок, как и многие отрасли промышленности, включая обработку сахара, солеварение, печатное дело, судостроение и засолку сельди. В 1620-х гг. западнофризские порты Хорн, Энкхейзен и Медемблик, для которых сокращение торговли солью и экспорта сельди стало тяжелым ударом, вступили в полосу долговременного упадка
. С апреля 1621 г., когда произошел резкий рост голландских ставок на фрахт, значительная часть торговли, контролируемая во время Перемирия голландцами, перешла в руки английских и ганзейских портов северной Германии. Начало Третьей фазы голландской мировой торговой гегемонии (1621–47) было отмечено сокращением объема торговли и ее резкой реструктуризацией. «Куда бы мы ни бросили взгляд, — писал Паше де Фейне в 1624 г. — разве мы не увидим, что торговля, промышленность и ремесла повсеместно пришли в упадок, стали безжизненными и угасшими?» «Разве мы не услышим, — продолжал он, — жалоб моряков, горожан, домовладельцев и всех прочих?»
Но не менее непрерывным, чем экономический упадок и воздействие эмбарго, было истощение финансовых ресурсов и бремя военных расходов, вызванных поддержанием обороны Республики. В 1621 г. Испанская корона увеличила численность Фландрской армии, окружавшей Республику от Фландрии до Лингена, до 60000 человек
. Несмотря на то, что Мориц занял оборонительную позицию, Генеральные Штаты были вынуждены увеличить постоянную голландскую армию с 30000 до 48 000 человек, только для того, чтобы удерживать линию обороны
. В то же самое время необходимо было перестроить и укрепить фортификации правой стороны, от Кадзанда до Делфзейла. Несмотря на экономический упадок и внутреннюю нестабильность Республики, Мориц и Генеральные Штаты не имели другого выбора, кроме постепенного увеличения налогов.
Эта мрачная картина усугублялась дипломатической изоляцией Республики и ухудшением стратегической ситуации в Германии. Даже после того, как Франция и Англия заключили мир с Испанией, в 1598 и 1604 гг. соответственно, голландцы продолжали до 1609 г. получать французские и английские субсидии. Но с 1621 г. им пришлось (впервые с 1576 г.) рассчитывать только на самих себя. Франко-голландские отношения после свержения Олденбарневельта достигли точки замерзания. Делегация Генеральных Штатов — состоявшая из Плоса, Паува и Манмакера — была отправлена в Париж просить о помощи, но вернулась с пустыми руками
. В то же самое время англо-голландские отношения, омраченные экономическими ссорами, были заметно менее сердечными, чем в 1617–18 гг. Тем не менее Республика не имела иного выбора, кроме как поддерживать и собственную оборону, и ослабевший протестантский лагерь в Германии. После поражения в Богемии и Пфальце Мориц и Генеральные Штатвы не могли просто бросить на произвол судьбы немецких протестантов, так как, если бы Габсбурги взяли верх в южной и центральной Германии, Республика оказалась бы в еще более тяжелом стратегическом и политическом положении, чем до того. Таким образом, она была вынуждена оставаться главным интендантом протестантских армий в Германии
. Несмотря на то, что армия графа Мансфельда
[94] в Восточной Фрисландии по большей части не принимала участия в военных действиях, для голландцев было лучше платить ей за поддержание в боевой готовности, чем позволить распасться и увидеть приближение армий императора и немецкой Католической Лиги к восточным границам Соединенных Провинций.
