Создав новую библейскую экзегезу, основанную на филологическом исследовании и конфессионально-нейтральную, поколение голландских гуманистов, активизировавшееся после 1625 года, как минимум создало возможность построение мостов и искреннего диалога между разными конфессиональными блоками. Однако необходимо признать, что, несмотря на это, никакой межрелигиозный диалог так и не оказался возможным в период голландского Золотого века. Была методология, но в общем и целом для кальвинистов, ремонстрантов, католиков и иудеев оказалось невозможным вырваться из рамок религиозного мышления.
Подобное наведение мостов лишь доказывает, насколько ограничены были возможности. Примером служит амстердамский раввин Менассех Бен Израэль (1604–57 гг.), ставший другом Воция после переезда последнего в Амстердам в 1631 году, пользовавшийся уважением у Гроция и Барлеуса со стороны арминианцев и Сальмасия и Константина Эмперера (1591–1648), который с 1627 года преподавал иврит в Лейдене, со стороны ортодоксов. Книга Менассеха Conciliador (1632 г.), урегулировавшая основные противоречия в древнееврейском тексте Библии, была опубликована на испанском с разрешения сефардской общины и одобрена Воцием и Барлеусом, которые сподвигли его на публикацию латинской версии, что было не всегда доступно или желанно для иудейских ученых. Менассех подготовил латинскую версию и попросил разрешения у Штатов Голландии посвятить работу им. Вслед за этим Штаты отправили латинский текст на факультет теологии в Лейден, откуда пришел ответ, что книга была полна «иудейских небылиц». Штаты отказали Менассеху, но не запретили публикацию книги. Его решение опубликовать книгу, пусть и не в Амстердаме, а во Франкфурте, не понравилось как кальвинистам, так и старейшинам сефардской общины, где существовало правило, что не должны публиковаться иудейские труды, способные разозлить основную церковь.
Воций отмечал, что Менассех был выдающимся среди иудеев в своем желании дискутировать с христианскими учеными, но именно по этой причине его «не очень уважали представители его веры»
. Так и было. Но верно было и то, что Воций и еще более ортодоксальные кальвинисты, как, например, Эмперер, оказались неспособными вести искренний диалог с иудаизмом и раввинским учением. Воций жаждал обратить всех иудеев в христианство. Эмперер, хотя и преподавал иврит, игнорировал современные интеллектуальные достижения голландских евреев и был неспособен переступить через традиционный, догматический антисемитизм
.
Тем не менее многое в позднем голландском гуманизме впечатляло. Он не только улучшил инструменты научного исследования, но и создал новый тип европейского интеллектуального окружения. И хотя он не смог создать прочный диалог между конфессиями, да и не мог это сделать в то время, он несомненно привел к образованию более мягкой атмосферы в духовной сфере, где существование враждующих теологических и философских систем было не только возможно, но и стало реальным фактом, к которому необходимо было приспособиться, и где большое количество религиозных традиций и культурных систем могли развиваться независимо друг от друга.
РАСПРОСТРАНЕНИЕ МЕХАНИСТИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ МИРА
Мировоззрение позднего гуманизма в лице Липсия и Скалигера с их отходом от догм, акцентом на исследовании и обращением к неостоической и другим христианским системам этики и политики стало симптомом «скептического кризиса», который охватил Западную Европу в конце шестнадцатого века
. Это, возможно, самое решающее изменение в европейской мысли начала нового времени легче всего понять как отход из тупика протестантизма и католицизма, в котором оказалась Франция, Германия, Нидерланды, Британия, Швейцария и восточная, и центральная Европа в третьей четверти века
. И если Липсий и Скалигер считаются классическими представителями кризиса разума раннего нового времени, начавшегося после 1570-х годов, то Корнхерт, Стевин, Хофт, Воций и Гроций (с его взглядами на недогматическую эразмскую реформацию) были, каждый по-своему, представителями «скептического кризиса». Почти все лидеры голландской интеллектуальной жизни к 1630-м и 40-м годам пытались бороться с последствиями безвыходного положения, в котором оказались протестантизм и католицизм, кальвинизм и лютеранство, арминианство и гомаризм. Основной тенденцией среди интеллектуальной элиты было усилившееся обращение к методам и позициям Липсия и Скалигера. Это значило, что установленная власть была слаба, и что к 1630-м и 40-м годам голландское интеллектуальное окружение имело потенциал к восприятию общего переворота и замены существующих теологических, философских и научных систем мышления.
Конечно, наука и математика с самого начала заняли свое место в новой высокой культуре Нидерландов, созданной восстанием. Начиная с основания Лейденского университета в 1575 году, эти направления постоянно фигурировали в голландской академической жизни, а также, благодаря Стевину, и более широко в высокой культуре. Ведущей личностью в начале века был математик Рудольф Снелл (1546–1613 гг.), уроженец Аудеватера (как и Арминий), обучавшийся в Германии и поддавшийся сильному влиянию рамизма. Петрус Рамус (1515–72 гг.), гугенотский логик, убитый в Варфоломеевскую ночь в Париже, разработал пост-аристотелевскую систему логики и познания, которая, несмотря на ее незрелость, стала очень популярной в Европе конца шестнадцатого и в начале семнадцатого века, представив метод систематизации всех областей познания и сделав акцент на ее релевантности для практического применения, что было особенно интересно для Снелла. Его сын Виллеброрд Снелл (1580–1626 гг.), также ведущий математик и почитатель Рамуса, продолжил традицию отца и Стевина и стал применять математику для решения ряда научных проблем. Он учился у великого голландского астронома Тихо Браге, поэтому часть его работ относилась к сфере математической астрономии. Однако больше всего его запомнили благодаря экспериментам по преломлению света, итогом которых стала формулировка закона преломления, носящего его имя. Большая часть работ Снелла так и не была опубликована. Согласно Воцию и Гюйгенсу, Декарт впоследствии использовал открытия Снелла в области оптики, однако полностью не признавал это.
До середины 1630-х годов нидерландская наука и научные идеи развивались тихо, не производя фурора, в нескольких направлениях, намеченных Стевином и двумя профессорами Снелл. Взгляд Коперника на планетарную систему был принят в Нидерландской республике рано и достаточно благоприятно, но осведомленность о его идеях оставалась ограниченной небольшим кругом людей
. Уббо Эммиус критиковал Стевина за принятие точки зрения Коперника, но среди общественности не наблюдалось разногласий. Это был всего лишь отголосок того, что ждало впереди. Ситуация стала меняться только после порицания Папой Галилея в 1633 году, которое обострило полемику и повысило уровень осведомленности в этих вопросах, особенно после введения в Амстердамском Атенауме лекций по гелиоцентрической концепции. В ряде случае в 1636 году амстердамская реформатская консистория выражала беспокойство по поводу внезапного роста интереса к доктринам Коперника и Галилея и осуждала преподавание гелиоцентрической доктрины в Амстердаме.
Это стало началом не только быстрого и повсеместного распространения в нидерландском обществе взглядов Коперника на вселенную, но также и сильного противостояния этим идеям со стороны церкви и университетов, что вскоре переросло в более широкий конфликт между традиционным кальвинизмом вместе с традиционной наукой и философией Аристотеля с одной стороны и комплексом новых тенденций — научных, философских и теологических, — неотделимой частью которого была гелиоцентрическая доктрина — с другой
. Старейшина Утрехтского университета, Гисберт Войт, который в 1640-х и 50-х годах стал главным представителем как традиционного кальвинизма, так и аристотелевской философии, был в то же время основным сторонником кампании против Коперника и Галилея и их концепций вселенной.
