– Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет… – свирепо запел Ковалев, выкручивая руль.
Встречные машины, уворачиваясь в последний миг, свирепо гудели вслед. Суббота судорожно застегнул ремень, впился ногтями в сиденье…
– Сколько нам осталось? – сквозь зубы бормотал Миша.
– До ближайшего грузовика в лучшем случае, а там – со святыми упокой… – проворчал Суббота.
– Передача сколько идет, шутник? Это начало у нее, конец? Сколько у нас времени до Бори добраться?
Суббота знал, что передача вместе с рекламой и новостями длится немного больше получаса. Но сколько осталось точно, так с ходу определить было нельзя.
Впрочем, вопрос решился сам собой – пошли новости.
– Минут пятнадцать еще есть…
– Не успеем, – сквозь зубы процедил Миша, поддавливая газ всякий раз, как между машинами открывалась хоть призрачная дыра. – А в эфир позвонить можно?
– В этой программе нет у них звонков… Но можно до редакторов дозвониться, те передадут.
– Действуй, – велел Миша, резко выезжая на тротуар, чтобы объехать огромную пробку, и непрерывно сигналя. Пешеходы с проклятьями прыснули из-под колес, но два крепеньких парня в легких курточках не по сезону бросились на капот и вцепились в него мертвой хваткой. Один, с рулоном в руке, с трудом удерживаясь на капоте и болтая ногами в воздухе, начал приклеивать на лобовое стекло здоровенный круглый стикер: «Мне плевать на всех, паркуюсь, где хочу!»
– Они что, очумели?! – изумился Суббота.
– Это стоп-хамы, врежь им, сволочам!
Миша сунул в руки Субботе короткую резиновую дубинку. Суббота высунулся из окна и стал охаживать прилипчивых юношей по рукам и по спине. Те не выдержали, горохом посыпались с машины, забранились вслед, завоняли. «Хонда», вильнув, ушла на проезжую часть. В заднее зеркало видно было, как очумевшие стоп-хамы грозят им кулаками и показывают маленькие средние пальцы…
На радиостанцию Суббота дозвонился с третьего раза. Знакомых, как назло, никого не было. Он, стараясь быть убедительным, попросил передать Борису Ефимовичу, который сейчас в студии, чтобы тот не уходил сразу, что это звонит его знакомый Суббота. Он не может дозвониться до Бориса, но для него есть очень важное сообщение…
– Вопрос жизни и смерти! – не удержался Суббота напоследок.
– Ладно, передам, – буркнула редакторша и бросила трубку.
– Передадут? – спросил Миша.
Суббота поморщился: черт их знает, в любом случае сделали что могли. Остаток пути они проделали, то застревая в пробках, то разгоняясь до бешеной скорости между светофорами.
Когда добрались наконец до Нового Арбата, был уже десятый час. Суббота вбежал в здание, бросился к охране:
– Борис Ефимович еще не выходил?
– Десять минут назад вышел, а что?
– Ничего…
Убитый, он поплелся обратно к автомобилю. Вокруг сияла синими огнями бессмысленная и безответная ночная жизнь.
– Может, перепутали? – спросил его Миша. – Редакторша ведь обещала…
Суббота набрал номер. Той самой редакторши на месте не было, искать ее не хотели. Но Суббота все-таки настоял. Пришлось ждать, пока найдут. Наконец она подошла к телефону.
– Это я звонил насчет Бориса, – проговорил Суббота. – Он еще у вас, на радио?
– Нет, уехал уже, – отвечала редакторша недовольно – похоже, ее отвлекли от ужина.
– Странно… Вы передали ему мою просьбу?
– Да, все передала.
– А что вы сказали?
– Сказала, что звонили, угрожали смертью и приказали оставаться на месте до субботы. А он ответил, что это все фээсбэшные разводки и его не запугать. И уехал.
Суббота замер на миг, оцепенел…
– Идиоты!! – закричал он тоскливо. – Какая смерть, какие угрозы? Откуда только вы беретесь, дебилы, на нашу голову?! В питомнике вас, что ли, выращивают!!
Редакторша молча бросила трубку. Суббота смотрел в мокрые электрические сумерки застывшим взглядом.
– Идиоты, – шептал он, – какие же идиоты…
– Ладно, – сказал Миша, – всего-навсего люди.
Помолчали.
– Что делать будем? – спросил Суббота.
Миша задумчиво смотрел перед собой.
– А ведь если бы не электричество, тут было бы совершенно темно. Как в подполе ранней весной… – сказал он почему-то.
– Это ты к чему?
Миша обернулся к нему.
– Где его должны убить?
Суббота молчал секунду, потом сказал с отчаянием в голосе:
– Не знаю!
– То есть как это – не знаешь? – Миша глядел на него изумленно. – Ты же этот самый, как его, дьявола… сновидец. Ты пророк!
– Да какой там пророк… – Суббота был в полном расстройстве, ерошил рукой волосы, как первоклассник, получивший двойку.
– Погоди-погоди… Но ты же видел, что Борю должны убить?
– Видел.
– Тогда вспомни, где именно.
– Не могу. Лицо только помню, как его убивают… А больше ничего.
– Нет, Суббота, так дело не пойдет… Напрягись, вспоминай! Это же Боря, его спасти надо, спасти, понимаешь!
Суббота понимал это, понимал лучше кого бы то ни было. Ах, Боря, Боря, что же ты, как же это… Последний романтик, демократ, политик, плейбой, вице-премьер, донжуан, любимчик мамы и Ельцина, обалдуй, прущий с открытым забралом на власть, на саму смерть даже! Неужто лежать тебе теперь в твердом дубовом гробу – бездыханному, мертвому, с чужим лицом? Нет-нет, не будет этого, не будет никогда – он, Суббота, не позволит, не даст, он все вспомнит, он успеет, придет на помощь, он здесь уже… не зря же дан ему дар, в конце-то концов!
Суббота стиснул зубы, зажмурился так, что поплыли желтые круги от фонарей. Мелькало перед глазами бородатое лицо отца Михаила, высился на горизонте архангел с черными крылами, плыл в пустоте безвидный Дий, брели сквозь выжженное, лишенное воздуха пространство мертвые серые скалы – но лица Бориса не мог он извлечь из бездны.
Он скрипел зубами, мычал, бил себя по лбу: вспоминай, вспоминай – но не мог, не мог… Неужели это все? Неужели Борис обречен…
Отчаяние захлестнуло его, откатилось и сменилось каким-то ровным, подлым спокойствием. Душа словно окаменела – пусть будет, как будет.
Миша понял все без слов, ничего не спросил. Молча завел мотор, машина резво двинулась вперед. Катились мимо фонари, сияла реклама, дома, длинные и короткие, тянулись в прерывистую строчку: точка-тире, точка-тире, тире-тире-точка.
– Куда мы? – равнодушно спросил Суббота.
– Есть один врач, – хмуро отвечал Миша. – Гипнотерапевт. К нему едем.
