И потекли к Кузьке-отшельнику легковерные набожные старухи-мордовки, потом и русские. Но к Кузьке влекли людей не одни религиозные нужды: он был и лекарем всевозможных болезней, и советником в мирских делах, и прорицателем будущего, и открывателем сокровенного, и всем для всех.
Когда Кузька был уже провозглашен богом, то каждую ночь стали навещать его в келье ангелы с разными наказами от Христосика. Кузька-бог угощал летающих к нему ангелов сыченым пивом, медовым квасом, зеленым вином, лучшей мордовской стряпней, до которых они, дескать, были большие охотники.
Мордва по случаю посещения ангелов завалила Кузьку предметами ангельского угощения. Кузька раз намекнул обиняками, что если кто в такую-то ночь около первых петухов заглянет в окно его кельи, тот сподобится увидеть прилетевших к нему ангелов.
Между тем Кузька в назначенное время поставил в простенке между окнами своей кельи три закрытых ящика, наглухо отделенных друг от друга; в стенках ящиков, обращенных к противоположной стене, повесил по бумажному вырезку, занавесил каждый тонкой непроницаемой бумагой, а перед вырезками приготовил по свече; противоположная стена состояла из темной и плотно сколоченной дощатой ширмы; перед доской поставлен был стол, на котором стояло несколько бураков, деревянных стаканов, крашеных деревянных блюд со стряпней и лакомства.
В сумерки около кельи Кузьки зашушукала толпа любопытных мордовок. Мордва так и пялилась в непроглядно темные окна. Кузька, наблюдавший за движением толпы, зажег все три свечи в закрытых ящиках, потом быстро снял все три занавески, и на противоположной стене мгновенно появились, словно проникли сквозь стену, три светлых ангела, которые осветили стоящий перед ними стол, сидящего перед ним Кузьку и всю келью. Кузька, посредством протянутой ниточки, пошевеливал свечами – и ангелы шевелились.
Пораженная нечаянностью и чудным видением, мордва отскакивала от окон, давая простор глядеть другим; через несколько минут ангелы мгновенно исчезли, мелькнув в воздухе и оставив после себя в келье мрачную темноту; мордовки пришли в ужас, закричали, завизжали и разбежались без памяти по домам, разглашая виденное ими чудо.
Божественная карьера Кузьки очень удачно утвердилась; совершаемые им чудеса вознесли его в мнении народном на необъятную высоту; слава о нем быстро распространилась по всему краю не только между мордвою, но и между русскими. Всеобщая уверенность в сверхъестественных силах Кузьки помогала ему лечить болезни самыми пустыми средствами. Для него часто достаточно было ободрить больного одним словом, чтобы больной почувствовал облегчение. Неизлечимые болезни Кузька угадывал с необыкновенною точностию вследствие своей наблюдательности и долговременной практики, и от неотвязчивых докук в этом случае он очень удачно отделывался популярным изречением «Так на роду написано», – или что скорая смерть раба божия уже написана в большой книге Христосика.
Пользуясь доверием народа, он знал непосредственно многие тайны, и это обстоятельство, в соединении с его особенною проницательностью, помогало открывать ему воров и краденые вещи. Он очень оригинально выпутывался в тех случаях, когда не мог открыть тех или других. «Летающие по свету ангелы, – говорил он обкраденному, – не доглядели вора, да и не попали на то место, где лежит покража».
Богослужение, утвержденное Кузькой, состояло из трех элементов: древней мордовской веры, из богослужения православной церкви и из обрядов знакомой ему раскольнической секты. Моление по Кузькиной вере происходило на лесной поляне; сам Кузька играл здесь роль архиерея: на груди его висело божественное изображение; это изображение, по словам его, вышивала Христосикова матушка со святой Пятницей; в богослужении участвовали двенадцать верных «апостолов» и святая Пятница (солдатка Степанида, его любовница). Первое моление началось следующими словами: «Будьте же вы, рабы Божий, моими апостолами; а ты, раба Божия Степанида, будь моей Пятницей. Служите мне, да Христосику, верою-правдою! Унимайте народ Богов от воровства, от мотовства, от пьянства, от распутства да от тех недобрых дел; а вы, православная мордва, люди Боговы, их слушайтесь! Наказываю всем вам сохранить вашу святую веру в тайной тайности. А кто не сохранит нашей тайности, того я велю разорвать вон на этих двух дубах согнутых. Верный мой апостол Григорий, покажи пример, чтобы все казнились, от малого до великого».
Апостол Григорий, получивший приказание, схватил за плечи приготовленного теленка и направился к согнутым дубам. Там он привязал теленка задними ногами к вершинам того и другого дуба и, повесив его, повел лезвием косы по толстой веревке, связующей согнутые вершины. Дубья с визгом выпрямились; живой теленок разорвался так быстро, что не мог усмотреть глаз; разорванные части мелькнули в воздухе, мельчайшие брызги теплой крови понеслись по поляне и в виде красноцветного пара охватили народ и ближайшие вещи; оторванная голова взвилась вверх и упала в сотне саженях от места; большая половина туловища, оторвавшись от веревки, шлепнулась на землю; меньшая, обвивши вершину, повисла на ней. «То, православная мордва, люди Боговы, – сказал Кузька, – что вы теперь видели, будет всякому, кто скажет русским про нашу веру и укажет место, где мы собираемся на моленье». После того Кузька выбрал для себя трех чистых девиц-красавиц для послушания и поручил их своим апостолам, чтобы они выучили избранных молиться в два перста да по четкам. Обязанность же Пятницы была – свидетельствовать девиц в отношении чистоты телесной. По окончании богослужения Кузька облачался в свою обыкновенную одежду и выходил на поляну, где почетнейшим старикам давался обед и раздавалась милостыня нищим медными деньгами.
Мы не описываем обряда пострижения девиц и воя, и завыванья родных над бедными будущими затворницами. Кузька, сказав им приличное слово, постращав их карою за несоблюдение девства, объявил, что Христосик велел ему таких, связав по руке да по ноге с любодеем, обоих живых закопать в землю. «А вы, верные мне апостолы, десять воскресений сряду наряжайте сюда по двадцати пяти копальщиков – рыть могилы глубокие для устрашения девиц, да других двадцать пять человек те могилы закапывать».
Послушания девиц начались тем, что каждая из них должна была дежурить по ночам в келье сладострастного Кузьки. Боязнь быть закопанной в могилу оказала мало сопротивления: Кузька уверил девиц, что любовная связь с ним совсем не то, что с простым человеком, не составляет никакого греха и не лишает девушки чистоты и непорочности. И непорочные девицы исполняли послушание у Кузьки каждую ночь. Сам Кузька посещал их каждодневно, обращался с ними ласково и носил им орехи, пряники, изюм и другие сладости. Через год тайного владычества Кузьки-бога над мордовским народом духовенство не могло не заметить, что мордва явно холодеет к церкви, посещая ее все реже и реже и в меньшем количестве. Из содержателей окружных кабаков по случаю непитья водки мордвою многие доходили до банкротства; губернские власти тоже стали замечать, что частные доходы от мордовско-терюханского населения совершенно прекращаются.
Слухи между тем о каких-то мордовских жертвоприношениях начали ходить во всем местном крае. Но мордва, поголовно преданная Кузьке, хранила «тайное таинство». Когда священники начали серьезно приставать с вопросами к своим прихожанам, то Кузька приказал поить их вином «до положения» и выдавал им от миру золотые монеты. Таким образом мордва отделавшись и от разных наезжающих на них чиновников, которые, поживившись на месте, представляли дело высшему начальству в наибелейшем цвете.
