В остатке после вторичной, уже счастливой отливки, оказалось металла 2 985 пудов 8 фунтов, следовательно, вылитый колокол весил 12 327 пудов 19 фунтов.[89]
Его подняли над ямою и повесили на особых подмычках. Страшный пожар в 1737 году, в Троицын день, начавшийся от забытой копеечной свечки, зажженной пред образом женкою Марьею Михайловою, в доме отставного прапорщика Александра Милославского, опустошил Москву и Кремль. Колокол упал с обгоревших брусьев в ту яму, где лили его, и при падении ли вышиблен был из него край от удара, или от того, что, желая потушить огонь в яме, лили в нее воду, он треснул и из него вывалился большой кусок, таким образом к употреблению он уже не годился.
Императрица Елисавета Петровна хотела опять перелить его. Смета, ей представленная, в 107 492 руб. 47 3/4 коп. (прежнее отлитие, кроме металла, стало 62 008 руб. 9 коп.) показалась ей слишком большою, и исполин остался в своей яме. Много было потом относительно его проектов: в 1770 году архитектор Форстенберг брался припаять к нему отшибленный край, в 1797 году поручили механику Гирту составить план вынутия колокола из ямы; в 1819 году генерал Бетанкур поручал архитектору Монферрану осмотреть и описать его; потом велено было осмотреть его инженерному генералу Фабру. Император Николай I, узнав о новоизобретенном способе починки колоколов, предполагал вынуть колокол, починить его, построить для него особую колокольню и повесить его на ней. Но громадные размеры колокола заставили отложить такое намерение. Между тем он безобразил Кремлевскую площадь своею обширною ямою. Царь-колокол лежал в глубокой яме напротив Чудова монастыря, над ямою был настлан деревянный помост с подъемной дверью, от которой ключи хранились у звонарей Ивановской колокольни. Любопытные спускались смотреть колокол в подземелье по крутой деревянной лестнице, вслед за проводником, который шел вперед с зажженным фонарем. В 1836 году велено было вынуть колокол и поставить на гранитном пьедестале подле колокольни Ивана Великого. Монферран приступил к этой работе и после одного неудачного опыта 23 июля, в 43 минуты, двадцатью воротами, колокол был поднят из ямы, а 2б-го поднят на пьедестал, где он и теперь находится. Наверху его утвердили позолоченное яблоко с крестом, а внизу, на мраморной доске, надпись золотом: «Колокол сей вылит в 1733 году, повелением государыни императрицы Анны Иоанновны, пребывал в земле сто и три года и волею благочестивейшаго государя императора Николая I поставлен лета 1836, августа в 4-й день».
Надпись на пьедестале сочинена архитектором Монферраном, и в ней сделаны две существенные ошибки. Первое: колокол вылит не в 1733 году – указ сенату о литье его последовал 26 июля 1730 года. В январе 1734 года, сенатская контора доносила, что болван и кожух колокола окончены и испрашивали позволения обжигать и приступать к литью, следовательно, он вылит, в 1734 году, но первая его отливка была неудачна и его отлили вторично уже в 1735 году. Затем: колокол пробыл в земле не 103 года. Пожар московский происходил в 1737 году, когда Царь-колокол упал, а вынули его в 1836 году, – следовательно, он пробыл в земле 99 лет.
На Царь-колоколе находятся две надписи: до настоящего времени впервой из них явственно сохранилось только несколько слов, а в другой – ни одного; верный печатный список с этих надписей помещен в «Горном журнале», 1833 года, т. I. Вот эти надписи; первая: «Блаженные и вечнодостойныя памяти великаго государя царя и великаго князя Алексея Михайловича, всея Великия и Малыя и Белыя России. Самодержца повелением, в первособорной церкви Пресвятыя Богородицы честнаго и славнаго ея Успения, слит был великий колокол, осмь тысяч пуд меди в себе содержащий, в лето от создания мира 7162, с Рождества же по плоти Бога Слова 1654; из меди сего благовестить начали в лето мироздания 7176, Христова же Рождества 1668 и благовестил до лета мироздания 7208, Рождества же Господня 1704 года, в которое месяца июня 19-го дня, от великаго, в Кремле бывшаго пожара, поврежден; до 7239 года от начала мира и Христа, в мир Рождества, прибыв безгласен». Вторая надпись: Благочестивейшия и Самодержавнейшия Великия Государыни Императрицы Анны Иоанновны, Самодержицы всея России повелением во славу Бога в Троице славимаго в честь Пресвятыя Богоматери, в первособорной церкви славнаго Ея Успения, отлит колокол из меди прежняго осмь тысяч колокола пожаром поврежденнаго с прибавлением материи двух тысяч пуд, от создания мира в 7242, от Рождества же во плоти Бога Слова 1734, благополучнаго ея величества царствование в четвертое лето».
Колокол украшен наверху изображениями московских чудотворцев, а посередине – особ императорской фамилии; из них императрица Анна Иоанновна изображена во весь рост; но ясно вышли только голова и корона. Вышина колокола с пьедесталом 34 фута, вышина самого колокола 20 фунтов 7 дюймов, ширина в отверстии 22 фунта 8 дюймов Форма колокола очень красивая, отшибленный край лежит подле пьедестала.[90]
Самый большой колокол в Москве на колокольне Ивана Великого, называемый Успенский или праздничный, ударом в который дается начало торжественному звону всех московских церквей в великую ночь перед Пасхой. Весом колокол четыре тысячи пудов – он перелит в 1819 году из старого, упавшего в 1812 году, при взрыве Кремля французами. До переливки он весил 3 355 пуд 4 фунта. Старый был отлит в 1760 году мастером Слизовым по приказу императрицы и, как говорит предание, был много лучше нового. На колоколе изображены Спаситель, Богородица, Иоанн Предтеча, Успение Богоматери и Петр и Алексей, митрополиты Московские, а под святыми – изображение императора Александра I и всей августейшей фамилии. На старом же колоколе были изображены те же святые с портретами Петра I, Екатерины I, Елисаветы, Петра III, Екатерины II и Павла I.
При подъеме этого колокола случилась следующая история, наделавшая в то время много шуму в Москве. Еще до подъема митрополиту Серафиму донесли, что построенная мастером Богдановым каланча для подъема на колокольню Ивана Великого большого отлитого им колокола крайне непрочна, да и брусья на колокольне ненадежны. Слухи эти были настолько распространены в народе, что митрополит просил военного генерал-губернатора назначить архитектора для освидетельствования каланчи и колокольни. Назначенные губернатором графом А.П. Тормасовым чиновники подтвердили эти слухи, найдя постройку каланчи и брусьев ненадежною. Но Богданов стоял на своем и ручался за прочность. Такая уверенность Богданова расположила митрополита в его пользу, и преосвященный дал ему позволение поднять колокол. В назначенный для подъема день митрополит Серафим приехал в Успенский собор. Площадь была покрыта несметным количеством зрителей. Вдруг митрополиту докладывают, что Богданов сидит на крыльце и горько плачет. Весть эта Серафима крайне встревожила: ему показалось, что Богданов отчаивается в успехе, он приказывает позвать подрядчика и узнает от него, что тот плакал потому, что ему мешают. Преосвященный, успокоив Богданова, идет и освящает колокол по церковному чиноположению и затем благословляет поднимать его, колокол пошел очень ходко и ровно вверх и уже был на половине высоты, как вдруг раздаются со всех концов крики: «Иван Великий шатается, каланча падает!» К этим крикам присоединяются еще крики женщин и детей, кинувшихся бежать, – паника и теснота сделались ужасные! Обер-полицмейстер А.С. Шульгин не потерял присутствия духа и бросился в толпу, уверяя, что это выдумки мошенников. Народ, видя, что каланча не упала и Иван Великий стоит, понемногу пришел в порядок. Богданов во время этой суматохи не растерялся и, как и прежде, стойко управлял действиями многих воротов, посредством колокольчика и палочки с навязанным на ней платком и все время умел держать работников на своих местах и своею расторопностью отвратил большую беду. Но так как полиции на площади оказалось немного и боялись, чтобы карманные мошенники опять не произвели беспорядка, то преосвященный и распорядился приостановить поднятие колокола и объявить народу, что он будет поднят завтра. После этого толпы народа стали расходиться, и когда народу на площади осталось немного, то Богданов скомандовал рабочим продолжать поднятие, и через несколько минут колокол был поднят на колокольню благополучно. В день поднятия колокола Михаил Гаврилович Богданов был приглашен к столу митрополита. За обедом Серафим спросил Богданова:
