Так я прозрел. Я хочу сказать: то, что мы называем лазаньей, является на самом деле объектом чувственного восприятия, который возникает где-то между самими частями мозга и тем, как они соединяются между собой. Тот, кто утверждает, что лазанья – нечто большее, явно недооценивает сложность мозга и то, каким образом могут быть соединены его части. Либо переоценивает феномен лазаньи.
Оставив позади город, мы двинулись в пустыню. К северу от Мохаве совершенно безлюдная автострада 395 прямой линией прорезала голый пейзаж. От вида за окном становилось не по себе. После трех недель в бесплодных землях Черного мира, где видимость никогда не превышала сотни метров, мы внезапно очутились на бескрайних просторах. Машина ползла, как черный жук по огромному листу белой бумаги.
Я была здесь раньше, лет в четырнадцать – меня возили в пустыню Тед с Биргиттой. Руководствуясь предположением, что «художественное творчество пойдет Мишель на пользу», они купили мне фотоаппарат. Моя первая идея состояла в том, чтобы сделать серию фотографий погибших на дороге животных, однако Биргитта заявила, что не позволит моей болезненной страсти к разрушению испортить поездку, когда я попросила остановиться возле сбитого машиной койота.
Они сказали, что цель путешествия – побыть вместе, получше узнать друг друга и приятно провести время, как в старые добрые времена, поэтому мне не разрешалось надевать наушники. Биргитта без конца приглушала радио и морочила мне голову рассказами, как распалась Тихоокеания – из-за того, что слишком нянчилась с нейронаркоманами. Она много распространялась о самоуважении и ответственности, которых, как правило, не хватает наркоманам, вроде моей матери.
Потом мы поехали в национальный парк. Во внутреннем дворике сувенирного магазина слонялись похожие на меня светловолосые девочки-подростки с мамами и папами, вроде Теда и Биргитты. Все они раздражали друг друга и спорили о куртках, детских колясках и солнцезащитном креме, о том, что и когда есть и сколько это стоит. А когда Биргитта пошла заказывать еду, я сказала Теду, что хочу покраситься в черный цвет, а он вспомнил, что в шестидесятых носил длинные волосы. Мы побеседовали о том, как повлияли «Битлз» на Курта Кобейна. Потом Биргитта вернулась с едой, Тед спросил у нее, пойдут ли мне черные волосы, и Биргитта усмехнулась:
– Нет, милочка, просто надо получше за собой ухаживать.
Ничего не сказав, я сбежала в туалет, посидела там немного и решила, что порыв ярости прошел, однако, вернувшись к столу, схватила с соседнего столика оставленный кем-то поднос и треснула Биргитту сзади по голове. Блюдца, пластиковые контейнеры и недоеденные сэндвичи так и полетели во все стороны. Не знаю, откуда у меня взялись силы, – я схватила ее за волосы, связанные в пучок, и, ударив лицом об стол, сломала ей нос.
Тогда мне было стыдно за свой поступок. Теперь, проезжая по знакомым местам и вспоминая ту давнюю историю, я ни капельки не раскаивалась. Биргитта заслужила и это, и все, что случилось потом. Верно сказано: «Что имеем – не ценим, а потерявши, плачем». Чертовой гадины больше нет, и мне все равно.
Скип увлеченно листал комиксы. Я попробовала найти нормальную музыку, но сквозь помехи пробивалась одна-единственная песня «Буду любить тебя вечно» на испанском. К черту!
Как ни странно, покушение на приемную мать сыграло мне на руку. Я оказалась в Саммерглейде, лагере для трудных подростков, где встретила Аманду. Она училась в моем классе в Риверсайде и загремела в лагерь после нападения с электрошокером на химичку.
В лагере нашим воспитанием занималась Вики Соренсен – водила нас в долгие походы вокруг небольшого озера под названием Эсквагама. Мы таскали тяжелые рюкзаки, разбивали палатки и учились выживанию на природе; вставали ни свет ни заря, разводили костры и готовили завтрак в небольших алюминиевых котелках, а затем сворачивали лагерь и снова шли в поход вокруг озера. Время от времени мы останавливались и решали какую-то выдуманную проблему, чтобы научиться доверять друг другу и сломать спираль разрушения, которая мешала нам быть счастливыми и с надеждой смотреть в будущее.
Мы с Амандой намазали пару трусиков рыбьей слизью и засунули в рюкзак Вики Соренсен.
Через несколько лет после Саммерглейда мы сидели у Томми во дворе. Конни, сестра Шона, отрывала от сигаретных пачек алюминиевую фольгу и делала обручальные кольца для Криса, а я прислушивалась к разговору Томми с Амандой. Потом Крис решил поехать в известняковый карьер искупаться. Когда мы втиснулись в машину, я оказалась на коленях у Аманды, а рядом с ней сидел Томми, который тут же обнял ее и принялся гладить по плечу. Я не могла понять, нравятся ли Аманде эти посягательства, потому что она не сопротивлялась, а когда мы выехали на дорогу, Томми взялся теребить пальцами ее волосы. Я отвернулась и стала смотреть в окно. Аманда, должно быть, заметила, что мне не по себе – незаметно для всех положила руку мне на бедро и начала водить большим пальцем вверх и вниз по джинсам. По моему телу разлилось приятное тепло, я затаила дыхание и уже не слушала, кто что говорит, пока мы не вышли из машины возле карьера.
В изумрудно-зеленой воде стояла вышка для прыжков, Томми с Шоном красиво ныряли с высоты, а Конни визжала от страха, когда Крис балансировал на перекладине на самом верху. Затем все поплыли на другой берег, а мы с Амандой забрались на вышку. Спустились сумерки, и внизу плескалась вода, и ветер шевелил верхушки берез, и вдалеке на Лафайет горели миллионами светлячков огни автомобильных фар, и Аманда сказала:
– Мишель, у тебя самая белая кожа в Зосте.
Она поцеловала меня в темноте под вышкой, где никто не мог нас видеть. Меня трясло как в лихорадке, но я соврала, что это от холодной воды.
Осенью я научила ее, как можно проникнуть на могильник в Итаске, и показала, как добывать блеск мечты из нейроников, оставшихся от Эргинской катастрофы. Мы толкли блеск, растапливали его и делали таблетки, которые затем продавали одному парню на Вандевент по пять долларов за штуку, а еще записали дорожку от порнофильма на кассету и вставили в музыкальный автомат возле церкви, где проводил службу отец Аманды. Мы вместе закатывали глаза на уроках и прогуливали школу, вместе забирались в чужие дворы, вместе воровали одежду и пластинки, и я вдруг поняла, что больше не хочу сбегать из Зоста.
Горы
