Я отнесла Скипа в машину. Пришлось открыть люк у него на затылке, чтобы посмотреть на дисплей и убедиться, что робот еще онлайн. Я испугалась, потому что он совсем остыл.
Когда мы вновь тронулись в путь, нас обступила непроглядная тьма, из-за которой образы в голове казались реальнее, чем мир за окном. Взгляд мутно-серых глаз Биргитты блуждал по комнате, ища то, что у нее забрали. Сколько она пролежала на дне бассейна? Несколько часов? Она исторгла из себя воду на диван и скрючилась в углу, не подавая признаков жизни. Тед сидел на полу, ошеломленный и разбитый горем, и держал ее за руки, как будто играя с куклой. Когда ее увезли, он сел на диван и еще долго сидел, тупо глядя в пустоту, затем надел нейрошлем и откинулся на спинку дивана.
Небо начало сереть. Мы все утро ехали через какие-то поселки и в городке, разделенном на две части широкой шестиполосной магистралью, свернули на запад, на узкую проселочную дорогу под названием Бодега-авеню. Вскоре цивилизация осталась позади. В полях из темноты начали появляться огоньки нейрошлемов – их измученные обладатели длинными вереницами брели по окрестностям. Некоторые останавливались и смотрели нам вслед. В последние недели в Зосте, просыпаясь по утрам, я видела подобные толпы, в замешательстве бродившие по улицам, – беспокойные ночные животные, возвращающиеся в свои норы и логова.
Западное побережье
В воздухе повисла дымка. Тучи со стороны океана спустились по холмам к самой дороге, стекла окон оросились мелким туманом.
За несколько миль до Томалеса мы проехали через Уэстморлендский Мемориальный парк – нечто вроде военного кладбища. Высоко над холмом, изрытым воронками, поднимались из тумана два огромных корабля. Подъехав ближе, я заметила машины, припаркованные в кратерах, узкие дорожки и пешеходные мостики вокруг кораблей и вспомнила, как мы однажды спорили в классе о бомбардировщиках в Мемориальном парке Фолуэлл в Зост-сити. Половина класса была уверена, что корабли в парке – всего лишь копии, в то время как другая половина с пеной у рта доказывала, что они самые настоящие.
Выехав на дорогу вдоль побережья, я едва не уснула за рулем и свернула на остановку для отдыха. Выключила двигатель и достала карту. За стоянкой тянулась заболоченная пустошь, переходившая в мелководное озеро, а по другую сторону водной глади поднимался горный хребет. Я предположила, что это и есть бухта Бодега, а хребет на другой стороне – уже мыс Победы. Если так, то через полчаса пути мы достигнем Приюта Данна, где нужно повернуть на небольшую дорогу, ведущую через мыс прямо в Пойнт-Линден.
Скип проснулся и сидел, глядя на другую сторону озера. Он указал на гребень, где стояло одинокое сухое дерево.
– Ты знаешь это место? – спросила я.
Скип кивнул.
– Ты бывал здесь раньше?
Робот оживленно закивал, переводя взгляд с меня на дерево и обратно. Он едва не подпрыгивал от нетерпения.
– Все нормально, Скип. Можешь достать плеер и послушать «Космического малыша». Уже скоро. Я только чуть-чуть отдохну.
Не знаю, долго ли я спала. Может быть, час. Скип, как и следовало ожидать, сидел в наушниках. Я похлопала его по плечу.
– Если хочешь, можем слушать дальше по автомагнитоле.
Робот достал диск из плеера и вставил его в магнитолу. Я положила карту в сумку, подняла спинку сиденья, и мы вновь отправились в путь.
В дальнем конце бухты виднелись три штурмовика. Гордость федеральной армии, когда-то они стояли на взлетно-посадочных полосах, и их капитаны на глазах у многотысячной толпы пожимали руки президентам. Вырванные из неба, выпотрошенные и пережеванные морем, корабли вернулись, чтобы служить гнездовьями для птиц. Вот «Амфион». От гордости космических сил осталось десять миллионов тонн ржавчины и птичьего дерьма.
Нейроники на таких «Амфионах» выжгли мозг моей матери, и присутствие здесь этого корабля показалось мне символичным.
Горстка заколоченных магазинчиков – вот и весь Приют Данна. Мы повернули направо и поехали по бульвару Сан-Августин – разбитой проселочной дороге, которая моментально вывела нас из городка.
Весь мыс Победы представлял собой сплошную свалку. Хотя на карте в качестве свалки была отмечена небольшая площадка во внутренней части бухты, на самом деле она раскинулась повсюду. За каждым поворотом открывался вид на бесконечные нагромождения старых суспензионных судов и боевых беспилотников. Некоторые пострадали в сражениях, другие остались более или менее неповрежденными, но повсюду прошлись сборщики сырья: корпуса вскрыты, обшивка сорвана, оборудование вынесено. Некоторые суда были выпотрошены практически полностью, на траве остались только скелеты, лишенные внутренностей.
Так я и выросла. Господи, бедный ребенок! Проклятая мать! Как же они назывались? Большие корабли с маленькими внутри – конечно же, «Амфион». Как назывались маленькие? «Пенфей Ф» или что-то вроде того? Добраться до нейроников в контрольном отсеке такого «Пенфея» было проще простого, особенно для такой малышки. Я знала, что надо искать черные провода с желтыми муфтами. Еще помню небольшие штурмовые корабли – «Автезионы». По словам матери, мой отец управлял «Автезионом» в битве при Бойсе. Такие корабли считались у сталкеров золотой жилой. Внутри контрольной камеры находилась панель с люками, отмеченными желтыми наклейками, оттуда можно было вытащить стержни и достать пластиковые фильтры – если вставить ручку в маленькое отверстие сбоку стержня, он разваливался на две части. На фильтры обычно налипал нейрит.
На склоне очередного холма среди обломков паслись коровы. Невероятно мирное зрелище, вот только дальше вдоль дороги лежали коровы мертвые, почти разложившиеся, похожие на мумии. Казалось, что некоторые туши двигаются, впрочем, такое впечатление создавали стервятники, собравшиеся на падаль. Когда мы проехали вблизи, птицы взлетели и закружились на ветру, как семена одуванчика. Я посмотрела на стаю в зеркало заднего вида. Она амебой проплыла в воздухе над мертвыми животными, развалилась на части и вновь стеклась вместе.
До пятого класса я успела пожить в трех городах и поучиться в четырех школах. Бывало, даже заводила друзей. Многое зависело от того, как чувствовала себя мать и где мы могли поставить наш трейлер. Когда остальные дети возвращались домой к своим семьям и шли на футбол, на каток или в гости, я помогала матери добывать химические вещества, которыми ее перестали снабжать собственное тело и родная страна. Когда я приходила в новую школу, школьному автобусу приходилось менять маршрут и проезжать через районы, которых никто из детей прежде никогда не видел. Это был своего рода подарок моим одноклассникам. Там, где мы жили, детям не рекомендовалось выходить из автобуса.
