По окончании юридического факультета он устроился на работу в контору окружного прокурора в сельской местности. «Я засиживался на работе до двух-трех часов ночи, — вспоминал Брюс. — Шел в пустой зал судебных заседаний и раскладывал двадцать три пачки судебных дел по двадцати трем стульям присяжных, поскольку вел двадцать три дела одновременно… Так я заслужил положение в наших кругах. Я гордился, что работаю дольше, упорнее, изобретательней, лучше и быстрее любого другого в нашей конторе». Погоня за признанием и деньгами — «вот чем я жил с восьми лет. Я создал образ сверхкомпетентного, суперуспешного, могущественного, всеми уважаемого профессионала. И добился соответствия этому образу».
Компульсивная работа привела к тому, что жена подала на развод. «Но я продолжал таскать домой полный портфель бумаг, — делился воспоминаниями Брюс. — Когда вторая жена сказала, что нам нужно переехать настолько далеко от моего офиса, чтобы я не мог работать до десяти вечера каждый будний день, а также в выходные, я осознал: мой мозг должен быть полностью загружен, даже если в результате я не разбогатею настолько, чтобы устилать купюрами футбольные поля. Дело не в награде, а в том, чтобы все время давать мозгу работу. Мне нужна была постоянная мыслительная деятельность. Иначе я чувствовал себя опустошенным». Его буквально трясло, когда он не работал, словно он бы разрушил всю свою жизнь, совсем немного сбавив обороты.
Ритуалы: дикарские и… баттерские
Тот же самый внутренний зуд скрывается за самыми распространенными в нашем обществе компульсиями — спортивными. Джордж Гмелч, в 1960-х гг. игрок первой базы в бейсбольной команде низшей лиги Detroit Tigers, по окончании спортивной карьеры увлекся антропологией и объединил две свои страсти: стал изучать ритуалы в бейсболе, как другие антропологи изучают ритуалы дикарских племен. Его особенно заинтересовало классическое исследование обитателей Тробрианских островов, или архипелага Киривина, принадлежащего Папуа — Новой Гвинее. Антрополог Бронислав Малиновский наблюдал, как тробрианцы ловят рыбу в лагуне, где она водится в изобилии, и в открытом море, где улов непредсказуем. Островитяне редко прибегают к магии перед рыбалкой в лагуне, поскольку убеждены, что улов там зависит от их знаний и навыков, писал Малиновский в книге 1922 г. «Аргонавты западной части Тихого океана»
[13]. Однако, готовясь выйти в открытое море, проводят все магические обряды, унаследованные от предков, в надежде обеспечить свою безопасность и привлечь удачу.
Гмелч усмотрел параллели с тробрианскими ритуалами в бейсболе. Успех подающего и бьющего зависит в равной мере от мастерства и немалой удачи. Лучшая подача питчера может оказаться за пределами поля, а худшая отскочит прямо в перчатку принимающего и принесет дабл-плэй. Аналогично бьющий может прекрасно отработать битой по мячу лишь для того, чтобы увидеть, как его перехватывает подоспевший издали аутфилдер, а может едва ударить, но все сложится так удачно, что команда получит автоматический дабл. Таким образом, подача и отбив имеют нечто общее с ловлей рыбы в отрытом море. Напротив, успех полевых игроков почти полностью (не считая случаев неудачного отскока мяча) зависит от их умения — как и улов в лагуне. И Гмелч обнаружил, что бейсболисты, совсем как рыбаки-островитяне, прибегают к магии в ситуациях, когда госпожа Удача может оказаться сильнее любого таланта, как тайфун порой оказывается сильнее лучшего рыбака. Происходит это только в хиттинге и питчинге, но не в полевой игре.
Много лет игрок на третьей базе Уэйд Боггз, выходивший отбивающим как против средних, так и против выдающихся игроков сначала в рядах Boston Red Sox, затем New York Yankees в 1980–90-х гг., ел курятину перед каждой игрой. Гмелч привел этот и следующие примеры в 1992 г. в очерке «Суеверие и ритуал
[14] в американском бейсболе» (Superstition and Ritual in American Baseball), опубликованном в Elysian Fields Quarterly. Игрок между второй и третьей базами Chicago White Sox Оззи Гиллен не стирал форменную майку после удачной игры. После каждой победы San Francisco Giants питчер Рон Брайант прилеплял очередной шарик жвачки к тайной коллекции в заднем кармане. Питчер низшей лиги Джим Омс из Daytona Beach Islanders в этом случае клал в бандаж очередной пенни, и к концу удачного сезона каждый его рывок к первой базе сопровождался характерным звяканьем. Один кэтчер низшей лиги, однажды сумев сделать три хита, на последующие матчи выходил в майке, в которой был на той игре, и вся игровая неделя оказалась очень удачной. «Потом стало жарко, как в пекле, — за тридцать — и очень душно, но я бы ни за что не снял эту майку, — рассказывал он Гмелчу. — Я носил ее еще десять дней, и все считали, что я свихнулся». Великий Yankee Майки Мэнтл компульсивно трогал вторую базу на пути к центру или из центра поля. Другой игрок был более педантичен: он трогал третью базу, возвращаясь на скамейку запасных, но только после иннингов, номер которых делился на три. Аутфилдер Джон Уайт рассказал Гмелчу, как в начале игры выбежал в центр поля и подобрал там клочок бумаги и в тот вечер прекрасно отбивал: «Конечно, я подумал, что это как-то связано с той бумажкой. На следующий вечер я подобрал обертку от жвачки и снова провел отличную игру… С тех пор я каждый раз подбирал бумажки с поля».
Питчеры считаются людьми одновременно рассудочными и невротичными, что неудивительно, поскольку в своей игре чрезвычайно зависят от того, как отработают остальные восемь членов команды. Питчер низшей лиги Деннис Гроссини, игравший вместе с Гмелчем в Tigers, вставал ровно в десять утра всякий раз, когда должен был открывать вечернюю игру. Через три часа после подъема он заходил в ближайший ресторан, где заказывал два стакана чая со льдом и сэндвич с тунцом. Затем надевал свитшот и бандаж, в которых был на последнем победном матче, и за час до игры совал за щеку порцию жевательного табака Beech-Nut. На питчерской горке он прикасался к буквам в названии команды на своей форме после каждой подачи и поправлял бейсболку после каждого болла. После каждого иннинга, где противник набирал очки, он мыл руки. «Я бы побоялся что-нибудь изменить, — сказал Гроссини Гмелчу. — Пока я выигрываю, буду делать все одинаково… Если у меня нет возможности вымыть руки, мне страшно возвращаться на горку. Я чувствую себя не в своей тарелке».
Разумеется, это относится не только к бейсболистам. Ритуалы характерны для любого вида спорта, отчасти потому, что победа и поражение однозначны и непосредственны. Поэтому их так легко связать с каким-то действием, принесшим хороший или плохой результат, даже если рассудком понимаешь, что это действие никак не может повлиять на твое выступление. Выходя на корт, великий теннисист Рафаэль Надаль расставляет бутылки с водой согласно одному ему известному ритуалу, берет полотенца в определенном порядке, шагает шире или у`же, чтобы не наступить на разметку, пока не сделает подачу. Когда противники меняются сторонами площадки и ненадолго садятся на стулья у боковой линии, Надаль трясет ногами, будто пытаясь стряхнуть с них муравьев. На корт он возвращается зигзагами, оказавшись на задней линии, подпрыгивает как кенгуру. С помощью ритуалов, писал Гмелч, спортсмен «пытается обрести контроль над своей игрой», подобно тому как обычный смертный с компульсивной личностью пытается с помощью безумных правил контролировать свой мир.
