Изучать крайности человеческого поведения очень увлекательно (хотя бы потому, что понимаешь, как тебе самому повезло), но оказалось, что в примерах тяжелой компульсии всякий раз угадываются знакомые черты — собственные, родственников, друзей и коллег. Пусть мы сами не впадаем в такие крайности, но они помогают нам увидеть обширную зону нормы в спектре человеческого поведения, в которую вписывается большинство. За годы исследований и опросов в ходе работы над этой книгой я осознала, сколь многие наши поступки, даже не доходящие до патологии и психиатрического диагноза, диктуются не стремлением к радости и не любопытством, не чувством долга и даже не эго, а необходимостью справиться с тревогой. Один копит старые книги и газеты, потому что без них чувствует себя беззащитным, словно стены спальни вдруг испарились. Другой с головой уходит в работу, чтобы отвлечься от мучительного предчувствия бедствий, угрожающих ему самому, близким или всему миру. Третий требует от бакалейщика хирургической точности при нарезке колбасы, строго соблюдает схему развешивания полотенец или пытается превратить работу по дому в хореографически выверенное действо, достойное самого Джорджа Баланчина.
Возможно, все мы слегка ненормальные?
Всецело отдаваясь чему бы то ни было, рискуешь начать воспринимать мир через призму своего опыта и повсюду находить его подтверждения. Например, усматривать признаки патологии в поведении, прежде казавшемся нормальным. Закончив беседовать с людьми для этой книги, я всякий раз, оказываясь в лифте с коллегами, сжимающими смартфоны (как будто невозможно пережить несколько секунд пути из отдела новостей на 19-м этаже в кафетерий на 16-м, не проверив почту), думала: вот она, компульсия. Собственное решение автостопом добираться на работу после урагана Сэнди в октябре 2012 г. (когда встал весь общественный транспорт) тоже предстало симптомом не самой слабой одержимости. Библиотека, собранная мужем, стала вызывать подозрения в патологическом накопительстве, тем более что мои собственные представления об идеальной субботе выражаются фразой: «Давай-ка избавимся от части этих старых книг!» (Может быть, от захватывающего 1966-страничного фолианта «Экология и биология полевых культур», неоткрывавшегося несколько десятилетий?) Тревога (не забыть бы о деловом письме!), тревога (что будет, если я задержу проект?) и снова тревога (мне страшно расстаться с частью своего прошлого…) — всюду одна тревога!
Иными словами, многие наши поступки, на беду или на счастье, имеют те же корни, что и патологические компульсии. Стоит взглянуть на поведение, собственное и окружающих, с этой точки зрения, и становится понятным многое из того, что казалось необъяснимым, озадачивающим, саморазрушительным или попросту идиотским. (Обязательно поднимать шум до небес из-за того, как я загружаю посудомоечную машину? Почему она не приступит к работе, пока все не переложит на столе? Он действительно не может не стащить красный бант с рождественского венка, который соседи каждый год вывешивают перед домом?) Главное, что я поняла: компульсивное поведение само по себе не является психическим расстройством. Оно может принимать болезненные формы, и люди, попавшие в тиски тяжелого навязчивого состояния, жестоко страдают и нуждаются в постановке диагноза и лечении. Но очень многие «компульсии» — это проявления самых обычных психологических особенностей, таких как потребность в любви и социальных связях, в активной роли и собственной значимости.
Вероятно, многие из нас говорили себе, что смогут избавиться от компульсий, как только захотят. Сумеют обойтись без смартфона бо́льшую часть дня, не съесть в один присест упаковку помадных лепешек или хладнокровно пройти мимо объявления «Громадные скидки» в витрине любимого магазина, не дрогнув ни единым мускулом. Но внутренний голосок всякий раз шепчет: «В самом деле?» Узнав, что творится в голове и в жизни людей с навязчивыми состояниями, мы не только избавимся от неоправданного чувства превосходства, которое нередко испытываем при виде крайностей чужого поведения. Мы еще и поймем, как много в нас общего.
Глава 1 Что такое компульсия
Лет тридцать назад любые чрезмерности в поведении стали называть аддикциями, или зависимостями. Этим термином обозначается чрезвычайно сильная потребность в определенных действиях или занятиях, будь то шопинг — «я шопоголик!» — рукоделие, йога, работа, медитация, обогащение (бывает и аддикция к богатству, как утверждается в одноименной — Wealth Addiction — книге 1980 г.). Это может быть даже игра с кубиком Рубика, названным в статье в New York Times за 1981 г. «изобретением, вызывающим зависимость». Однажды нейробиологи обнаружили, что нейронные сети, «отвечающие» за никотиновую, опиатную и прочие виды наркотической зависимости, активизируются, к примеру, у страстного любителя шоколада — и социологические теории любительского уровня полились как из рога изобилия. Все мы моментально оказались жертвами аддикций: к электронной почте и работе, игре Angry Birds и записям в Facebook… Буквально все, чему некоторые люди предаются с излишним пылом, стало считаться аддикцией. Единственное серьезное препятствие на пути этой тенденции наука выставила в 2013 г., заявив, что никакое поведение не является зависимостью в строгом понимании этого термина. Весной того года Американская ассоциация психиатров опубликовала действующую редакцию «Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам» (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders, DSM) — библии врачей-психиатров, где впервые была признана одна-единственная поведенческая аддикция — игромания.
Для игромании было сделано исключение, поскольку она отвечала трем критериям, десятилетиями являвшимся определяющими характеристиками аддикции. Первый критерий: поведение (или вещество) доставляет огромное удовольствие, по крайней мере поначалу, зависимость начинает формироваться с первого опыта знакомства или применения. Второй: продолжающееся зависимое поведение вызывает привыкание, требуя все большей «дозы» для получения прежнего наслаждения. Наконец, третий критерий: отказ от зависимого поведения провоцирует мучительные проявления синдрома отмены сродни ломке героиновых наркоманов, пытающихся «соскочить».
По этим критериям «аддикции» к электронным «наркотикам» XXI в. таковыми не являются, в том числе и на субъективном уровне, поскольку отсутствует определяющее качество — наслаждение. По крайней мере на мой взгляд, навязчивая проверка ящика входящей корреспонденции сопровождается ощущениями, гораздо больше напоминающими давление, которое испытывает человек с обсессивно-компульсивным расстройством, бросающийся мыть руки или выравнивать картину на стене, либо способный идти по тротуару, лишь наступая на каждую четвертую трещину в асфальте (потому что иначе умрет его мать). По ощущениям это вовсе не желанное, а обязательное действие — действие, облегчающее тревогу. (Вдруг пришло письмо того самого, неуловимого и долгожданного клиента, который наконец решил обратиться к нам, но уйдет к конкуренту, если я не отвечу в течение пяти секунд?) Такие действия редко доставляют удовольствие.
Это компульсии, а не аддикции.
В чем заключается разница? В быту эти два термина зачастую используются как синонимы (компульсивный шопинг может называться шопоголией по аналогии с алкогольной зависимостью), еще и с добавлением характеристики «импульсивный» для большего эффекта. Однако эта книга посвящена компульсиям, а не аддикциям, поэтому позвольте мне объяснить, какой смысл вкладывают в эти понятия специалисты.
