Глава двенадцатая
Пропасть разверзлась под ногами внезапно, не оставляя ни малейшего шанса отпрыгнуть в сторону или ухватиться руками за край. И пока я летела в глубокий и довольно широкий колодец с идеально ровными стенами, лишь кое-где забрызганными чем-то бурым, власть над телом перехватило прятавшееся в глубинах подсознания существо.
Оно мгновенно вырастило пышную зеленую шерсть вместо одежды, создало воздушную подушку под ногами и нечто вроде купола, тоже воздушного, но непроницаемого для взоров, над головой.
Поэтому приземлилась я довольно благополучно, ничего не отбив и не сломав, как хотелось бы поймавшим меня в ловушку магам. Ведь просто невозможно упасть с высоты пятиэтажного дома на кучку слежавшейся сырой соломы и остаться целым, если не обладаешь сверхчеловеческими умениями.
Осознание этой простой истины мгновенно поставило меня и незнакомых мне магов, которым я не сделала ничего плохого, по разные стороны баррикад.
А на войне все средства хороши.
Но спешить я не собиралась, вооруженная опытом прохождения данжей. Едва сунешься в какой-нибудь зал или коридор, как оказывается, что только этого и ждала толпа различных мобов, сидящих по укромным уголкам.
А вот здесь я бы даже моба рассмотреть не могла: судя по неясной, слегка расплывчатой картине, в колодце царила полнейшая темнота. И никакого выхода отсюда не было. Я выяснила это минут за десять, проверив все стены округлого помещения, где явно для острастки валялось несколько неопознанных костей.
Но ведь такого просто не могло быть?
Элементарно прибить меня они могли бы и во дворе, обрушив шквал различных заклинаний, бежать оттуда мне было некуда. Да и не поняли бы их потом ни любознательные исследователи, ни коллеги-целители, ни те из магов, которые горячо мечтают присоединиться к толпе зеленых монстров, упорно сажающих синие дубы.
Значит, пора принять за рабочую версию, что сейчас меня просто пытаются запугать, сломать духовно, раз не получилось в прямом смысле, и склонить к покорности и безоговорочной капитуляции.
А вот индейская вам хижина.
Хотя я и родилась в этом мире, но выросла на русской земле, с детства впитав русский дух и русскую гордость и свободолюбие. И просто зверела, когда меня пытались принудить к чему-то силой, как европейцы – санкциями. В том мире меня всегда интересовало только одно: почему русские дипломаты так вежливы и тактичны, так скромно отвечают на безумные обвинения и злобные выпады озверевших забугорных господ?
И хотелось всего на пять минут стать кем-то вроде Лаврова или Захаровой. Нет, на ее месте я не стала бы петь и танцевать врагам «калинку». А просто спросила бы, неужели господа французы, поляки и прочие европейцы на самом деле наивно считают, что если бы Россия не победила в Великой войне, то кто-нибудь сейчас, через столько лет, помнил, что когда-то были на свете такие страны, как Франция, Польша, Дания, Норвегия, Бельгия, Югославия, Греция или Голландия? Ведь немцы их для того и захватывали, чтобы сделать своими рабами на фермах и фабриках, а вовсе не планировали когда-то возвращать независимость. Точно так же как только редкие специалисты да археологи помнят про свободолюбивые племена пуэбло, чероки, папага, сиу. А вместе с ними – о майя, ацтеках и прочих, исчезнувших с лица земли народах.
«Жаль, не было у меня тогда возможностей шеосса», – вздохнула, заподозрив, что не стоит считать, будто выхода нет вообще, если он не обнаружен на одном уровне с дном колодца. Потайной выход вполне может найтись выше.
И оказалась права: замаскированная под камень дверь отыскалась примерно на высоте третьего этажа. Попавшим сюда пленникам можно было даже не надеяться влезть туда с переломанными ногами. Да и ни один маг с истраченным на излечение резервом тоже не добрался бы.
А я все-таки влезла, но сначала позаботилась о собственной безопасности. Первым делом проверила колодец на наличие магических «жучков» и вскоре нашла около десятка на разных уровнях. И снова порадовавшись обретенному умению шеосса, просто вытянула из них магию.
Нужно будет при встрече сто раз сказать Шейне спасибо, и плевать, что здесь это не модно. «Мода приходит и уходит, а человеческие ценности остаются», – говорила Клавдия Степановна, с особым шиком носившая старинные ридикюли и шляпки, надевавшая весной не куцую ветровку, а роскошный длинный пыльник цвета розового жемчуга.
Проверив обнаруженные за стенкой колодца коридоры и помещения, я потихоньку слезла и снова села на лично созданный стульчик, пытаясь сообразить, как лучше поступить.
О том, чтобы попытаться прорваться в том месте, где я ожидала найти выход, больше не могло быть и речи. Там в каждой комнатке или камере светились пятна тепла, и не важно, кто там был.
Просто охранники или заключенные и стража. На такую толпу мне не хватит никакой энергии.
Нужно идти другим путем, и как можно скорее, пока магистры думают, что маринуют запуганную, ошарашенную девчонку, и выжидают удобный момент. Или надеются, что я скоро начну страдать и плакать. Ведь есть же среди них кто-то вроде эмпата?
Сложнее всего оказалось выбрать направление. Когда мы подлетали к башне, я была очень занята, но все же смутно помнила, что крепость стоит на холме, и значит, в какую бы сторону я ни попыталась проложить подземный ход, когда-то неизбежно выйду на склон. И вполне вероятно, что склоны холма за крепостью круты и обрывисты, да и идти туда намного дольше. Кроме того, там может находиться река, или болото, или вообще скала. Но это только сказать легко. Во-первых, я даже примерно не представляю, сколько магии нужно, чтобы проделать хоть узенький лаз, а во-вторых, мне совершенно не хочется вывалиться прямо под несветлые очи магистров.
К тому же, пока я бродила здесь кругами, у меня сбилась ориентация в пространстве. И теперь не имею никакого понятия, в какой стороне замок, а в какой – стены. Прежде чем выбрать направление, мне как-то нужно определиться со сторонами света.
Не надеясь ни на чудо, ни на удачу, я прислонилась к гладкому камню, положила на него ладони и даже глаза зажмурила, пытаясь отыскать в толще пород хоть какой-нибудь намек на близость склона или прохода.
И почти растворилась слухом, ощущениями и каким-то неизвестным чувством в прохладной глубине безмолвного и безответного пространства, постепенно поворачиваясь и скользя вдоль стены и не находя ничего, похожего на вожделенный путь к спасению. Всего один раз мелькнуло в недрах холма даже не тепло, а намек на него, и тотчас пропало.
А я все брела и брела, силясь проникнуть обострившимися чувствами как можно дальше, и когда уже заподозрила, что завершила круг, вновь почувствовала то самое неверное тепло. Теперь оно было чуть насыщеннее, и я еще пыталась понять, чем это объяснить, моим усилившимся восприятием или сокращением расстояния, как теплое пятнышко вдруг разделилось. И то, которое было слабым, осталось на месте, а более яркое начало быстро удаляться.
