«И что же это может значить?» – замерла я в напряжении, как гончая собака, учуявшая след дичи.
Похоже, только одно: еще один колодец. И там тоже сидит преступник, но к нему приходит кто-то, кто может свободно передвигаться по проходам. Стражник или палач, выбор тут невелик. И мне нужно именно туда, все равно ближе ничего найти не удалось. А раз его уже проведали, то у меня будет в запасе несколько часов.
Разумеется, я понимала, как зыбки и ненадежны предпосылки, отталкиваясь от которых, я делаю эти выводы, но ничего другого, более правдоподобного, просто не приходило в голову.
И я решилась. Отметила направление и, прежде чем начинать прокладывать тоннель, с огромным удовольствием превратила и подлую крышку люка, через который попала в ловушку, и найденную выше дверцу в монолитную скалу. Пусть попотеют, пока сюда доберутся.
А потом создала большого, сантиметров семьдесят в диаметре, крота с алмазными когтями и клыками, способными прогрызть любой камень. Но предусмотрительно заложила в него верность мне и готовность выполнять любые распоряжения. Указала направление будущего тоннеля, высоту входа примерно полтора метра от пола и благоразумно отошла в сторону.
Он вгрызся в стену с хрустом горнодобывающего комбайна, а я села на стул и принялась ждать, попутно обдумывая технические детали тоннеля и внося поправки в ход работ. Например, велела ему изредка пятиться назад и растаскивать выкопанную породу по колодцу.
Довольно скоро я убедилась в правоте своих предположений: каменными были только стенки моей ловушки, а холм – глиняным. Через некоторое время заваленный сырой глиной пол сравнялся по высоте с отверстием, потом глина выросла со всех сторон крутыми горками, которые крот старательно утрамбовывал, пока я сидела на корточках в тоннеле. Наконец мне это надоело, и я велела ему отрыть для меня небольшую каморку возле того места, до которого он докопал проход. И едва она была готова, превратила стул в энергию и перешла на новое место.
Отсюда клочок тепла ощущался намного отчетливее. И пока я, загородив щитом выход в тоннель, чтобы снующий туда-сюда крот не засыпал меня глиной, следила за ним, узник так и оставался в одиночестве. И более того, был странно неподвижен, заставляя сомневаться, не к монстру ли я иду?..
Эти подозрения заставили меня предпринять особые меры предосторожности, и, когда крот заскрипел клыками, дробя толстую каменную стену, я уже держала наготове не раз опробованное в боях станящее заклинание «плеть обездвиженности».
Однако оно не понадобилось.
Просто не на кого было бросать. Пленник, лежавший вниз лицом на решетке из потемневших от времени реек, был привязан к ней за руки и за ноги и небрежно прикрыт грязной тряпкой.
И судя по худым и грязным конечностям, не имел никакой одежды, кроме этой тряпки. Больше в камере вообще ничего не было: ни светильника, ни стола, ни кружки с водой. Лишь дыра в полу под решеткой да несколько лужиц вокруг. Видимо, его изредка обливали холодной водой, и это бессердечное обращение с беспомощным человеком мгновенно добавило ноликов к счету, который я мысленно писала на магистров острова Тегуэнь.
Но сначала необходимо было разобраться с кротом и выяснить, что с арестантом. В центре его спины я ощущала жаркую искру боли.
Крота, подумав, решила пока оставить и сделала ему внушительную кучку мороженой рыбы, почему-то изначально постановив, что это будет его любимая еда. А потом создала узнику боксеры и сдернула с него сырое и холодное тряпье.
– Что-то рано ты пришел, – с трудом ворочая языком, произнес вдруг несчастный, – бывший друг Жетмос.
– Это не он, – пробормотала я, радуясь, что тут темно.
Мне свет не нужен, а в шкуре шеосса очень удобно, но ему этого видеть пока не следует.
– А кто? – В голосе не было никаких эмоций.
Ни интереса, ни радости. Даже страха. И это показалось мне самым ужасным.
Это сколько же нужно издеваться над человеком, чтобы он начал с таким равнодушием относиться к жизни?
– Пока такой же узник, – мирно проговорила я и осторожно осведомилась: – У тебя ноги двигаются?
– У меня только челюсть двигается. – В нарочито бесстрастном голосе скользнула тонкая нотка горечи.
– Тогда на, пожуй, – сунула я пленнику кусочек колбаски, но узник неожиданно стиснул зубы:
– Пошел прочь, щенок! Я за мясо не продаюсь.
– Не щенок, а девушка, – вздохнула я, мысленно методично проверяя его позвоночник. – А у тебя в двенадцатом позвонке торчит тонкий штырь, и на него завязано какое-то заклинание. Ты не в курсе, что это? Я могу его убрать, но как бы не навредить еще сильнее. Лекарь из меня пока слабенький.
– Хуже не будет, – помолчав, процедил узник.
– Как скажешь. – Я уже почти привычно растворила магию стержня и веревок, полюбовалась, как исчезает жаркое пятно боли, и слила энергию в ладанку.
А потом бросила щедрую порцию магии на очищение худого тела узника и создание ему такого же, как у меня, камуфляжа. Устраивать сейчас несчастному душ – не самая лучшая идея.
Но он об этом и не подумал. Первым делам осторожно покрутил кулаками, разминая затекшие мышцы, и осторожно покосился в мою сторону:
– Ты видишь в темноте?
– Да, – нехотя призналась я. – И свет пока создавать не буду. Эти магистры тут везде следилок насовали.
– Вообще-то, я тоже магистр, – бросил он пробный шар.
– Я говорю про тех, кто живет в этом замке и прячет сюда неугодных. Таких, как ты.
– Девушка… – усмехнулся он хмуро. – Ты ведь тоже маг?
– Я тут в первую очередь узник, – не попалась я в простую ловушку. – И потому тебе помогла.
– Дай тот кусочек…
– Вот, – создав целую палку полукопченой колбасы и батон хлеба, сунула ему. – Ешь и рассказывай, что ты знаешь про этот замок.
Он поднес колбасу к носу и целую минуту нюхал, закрыв глаза, затем так же долго нюхал батон. А после, так и не откусив, опустил руки и снова усмехнулся. Горько и безнадежно.
– Про этот замок я знаю все. Он мой. И про узников все знаю. Несколько лет искренне считал, что делаю для собратьев важное дело, помогая убедить бунтарей и провокаторов в их неправоте. Забери свой хлеб… и можешь снова меня привязать.
– А кол тебе в спину тоже предлагаешь воткнуть? – зло поинтересовалась я. – И кроме того, как мне кажется, в один прекрасный день ты и сам сообразил, что тебя используют вовсе не для благих дел.
– Ты говоришь, как воспитанница гимназии для знатных эйн, – с легкой усмешкой сообщил узник и наконец откусил кусок колбасы.
– Учитель вчера сказал то же самое, – невольно вздохнула я.
– Кто твой учитель?
– Хаттерс. – Скрывать то, о чем знают все снующие где-то над нами маги, я не собиралась, шестым чувством ощущая, что этот страдалец мне пока не верит. – Меня зовут Варьяна Теонс.
