Старейшины выступили однозначно лучше. Из Герхильда актер, как из меня императрица.
– А для вас, ваше великолепие? Кто я? – подняла на тальдена глаза.
Нас разделяли несколько шагов и пристальный надзор монахини, следившей за порядком в казарме, то есть в спальне.
Где бы найти такую монахиню, чтобы последила за порядком у меня в голове и в сердце. А то уже надоело жить в этом бардаке.
– Я и сам не раз спрашивал себя об этом, Фьярра.
Вроде бы и ответил, а яснее ничего не стало. И тут же решил закругляться, будто мое общество его угнетало. Конечно! Пришлось ведь оставить меня здесь не потому, что ему этого хотелось, а потому что раскапризничались ари.
Его льдистость собирался уже уйти в закат, когда я его окликнула:
– Разрешите отвязать Снежка?
Скальде обернулся, отгораживаясь от меня привычной стеной изо льда.
– Как уже сказал, можете не беспокоиться за кьерда. Даю вам слово, с ним ничего не случится. И пожалуйста, в эти оставшиеся до финала дни давайте обойдемся без сюрпризов.
А ты, пожалуйста, перестань изображать тут холодильник!
Герхильд ушел. Следом за ним убралась и монахиня. Еще долго я лежала без сна, снова и снова прокручивая в уме его слова. Понимая, что Скальде уже все решил для себя. Он выбрал ари. Ту, на которой собрался жениться.
А меня, несмотря на прогнозы подруг, оставил просто в качестве статиста.
Глава 28
Утром представление продолжилось. Не успела переступить порог Карминовой столовой, как чуть не захлебнулась приторным вниманием и карамельной заботой.
Скоро у меня случится передозировка сладким. А еще интоксикация. Придворной свахой. Которая вдруг из фьярроненавистицы превратилась в мою ярую фанатку. Эссель Тьюлин весь завтрак мне испоганила. Тем, что все время крутилась рядом, чуть ли не пылинки с меня сдувая. Удивительно, как еще не захватила с собой опахало…
Устроительница отбора то отвешивала комплименты, с елейной улыбочкой заверяя, какая я у них замечательная, то сетовала, что «эсселин Сольвер слишком бледная», и советовала сразу же после завтрака «вызвать к себе на осмотр лекаря».
– Юным девицам вроде меня не пристало осматривать мужчин. Даже лекарей.
Гленда и Ариэлла, не сдержавшись, тихонько прыснули и поспешили спрятать улыбки за наполненными горячим отваром стеклянными кубками. Придворная командирша открыла было рот, наверное, собиралась по привычке меня отчитать. Но вспомнив, что я теперь фаворитка совета магов, а с ними надо считаться, проглотила уже готовое прорваться наружу недовольство и продолжила фальшиво лебезить:
– Эсселин Сольвер, вы у нас такая шутница.
Майлоне и Рианнон, в отличие от моих подруг, было не до веселья. На протяжении всей трапезы обе издавали одинаковый характерный звук – скрежетали зубами. Да так громко, что казалось, они у них к концу завтрака раскрошатся.
Не успела эссель Тьюлин убраться из столовой, как эти две смертельно обиженные заявили в голос, что отныне они мне слова не скажут и даже не посмотрят в мою сторону. Видите ли, я играю не по правилам, склоняя на свою сторону ледяных ари.
– Интересно, и как же я их склоняла? – подперла подбородок руками и, вскинув брови, посмотрела на юных злопыхательниц.
– Магией, конечно! – выпалила Рианнон.
А эсселин Фройлин обиженно поддакнула:
– Наверняка тебе помогает кто-нибудь из магов. Иначе бы ты здесь не осталась!
– Просто Фьярре суждено быть с его великолепием, – подалась к этим бурундукам в платьях Ариэлла. – Смиритесь наконец и угомонитесь. Уже тошнит от ваших истерик.
Меня, если честно, тоже тошнило. От всего. От зависти соперниц, от пребывания в этом враждебном, несмотря на новоявленный лоск доброжелательности, месте. Но особенно – от неизвестности.
Занятия с эссель Жюдит помогали ненадолго отвлечься. Во время их я старалась не думать о том, что исполнять танец ветра придется перед тальденом. Мужчиной, который сначала отрекся от меня, воспользовавшись первым подвернувшимся под руку предлогом, а потом милостиво, от широты своей драконоледяной души разрешил остаться.
Для чего – непонятно.
Может, хотел, чтобы поприсутствовала на его свадьбе и сердечно поздравила новобрачных?
Садюга.
Честное слово, стараться не буду! И вообще, танцуя для Скальде, буду представлять, что он – часть башни. Промерзшая каменная кладка.
И это было почти правдой. Затянутый ледяной коркой камень…
С каждым днем напряжение возрастало. И не последнюю роль в том, что я вся была как на иголках, а еще ножах, копьях и вязальных крючках, сыграла Блодейна. После моего исключения из отбора и последовавшего за этим возвращения мне статуса невесты вельможного драконолорда морканта со мной так и не связалась. И это пугало больше, чем если бы она обрушилась на меня ураганом.
Никак не покидали тревожные мысли об оставленных на Земле близких. О Леше, которому ведьма грозила расправой в случае, если что-то пойдет не так.
Что, если Блодейна решит проучить меня за ослушание, наказав кого-нибудь из моих родных? Что, если уже проучила? Наказала… А я здесь пребываю в неведении, танцую целыми днями да на примерки праздничного наряда для свадебного пиршества бегаю. А Леша тем временем и мама с бабушкой…
Господи, пусть с ними все будет в порядке!
Эта неопределенность, неопределенность во всем, сводила с ума. Куда подевалась беззаботная, неунывающая Аня – я и сама не представляла. В нервной, легко впадающей в раздражение или смятение девушке, пребывавшей в постоянном ожидании очередной подножки или кинжала в спину, я не узнавала саму себя.
Намеренно выжимала из себя в танце все соки, чтобы сил на изматывающие душу мысли к вечеру уже не оставалось. После уроков с эссель Жюдит быстро ужинала и ложилась спать. Розенне на радость.
Однако вечером накануне выступления я пребывала в еще большем волнении. После тренировки на вершине винтовой башни, во время которой чуть не поседела от страха, поняла, что уснуть не смогу.
Наплевав на предостережения монахини, что, если я опять ее ослушаюсь, она мне покажет небо в алмазах, не посмотрит на то, что дочь князя и любимая старейшиновская алиана, сразу после генеральной репетиции танца я удрала в парк. Мне был необходим хотя бы крохотный глоток свободы.
И свежего воздуха. Оказавшегося ну очень свежим. На вершине Северной башни тоже было, мягко говоря, прохладно, но там, разгоряченная танцем, я холода не ощущала. А здесь, в саду, укрывшись в беседке, что соседствовала с одной из безымянных ари, сидела, обхватив себя руками, и дрожала.
Без теплой накидки и перчаток свобода как-то не радовала.
По подножию статуи змеился волшебный кустарник. Вечнозеленым куполом укрывал беседку, спускался по ее витым колоннам ледяными цветами. Вечерело. Сад блекнул в наползающих сумерках, а тугие бутоны, наоборот, становились ярче, напитывались блеском. Медленно на моих глазах раскрывались, превращаясь в пышные цветы. Вокруг серебристых тычинок светлячками роились крупинки света, а в лазурной глади лепестков мне виделось мое собственное размноженное отражение.
