Глава 31
Наира нагнала меня у подножия витой лестницы, крутые ступени которой уводили на вершину башни. Мне повезло добраться до нее незамеченной. А может, я просто не узнавала в проплывавших мимо размытых тенях подданных его великолепия. Не различала никаких других звуков, кроме бешеного стука своего сердца. Не видела лиц, не слышала голосов.
– Вы забыли.
Служанка преградила мне дорогу и протянула ракушку-артефакт – местный аналог музыкального проигрывателя.
В морской раковине хранилась всего одна мелодия. Та, под которую я должна была танцевать.
Сжала в руке волшебную побрякушку с такой силой, что даже удивительно, как не раздавила ее и не порезалась об осколки. Поблагодарив девушку, понеслась дальше. Бежала, словно за мной гнались. Или как будто я от кого-то, чего-то убегала.
Минуя по две ступени за раз, чувствовала себя пламенем вроде того, которым было объято небо. Под ним порыжел снег на верхушках гор, и горизонт окрасился багрянцем, а облака напитались алым.
По такому случаю, как выступление невесты, шершавый камень под ногами укрыли специальным настилом. Чтобы, танцуя босая, все ступни себе не изрезала. Надо же, в кои-то веки побеспокоились об алиане.
Глубокий вдох. Выдох. Холод сквозняком гулял по лестнице, толкая меня обратно. Кусая и пугая. Послав его к черту вместе с бывшим муда… мужем, то есть я упрямо шагнула на вершину башни, щерившейся каменными зубцами, от которых вчера старалась держаться подальше. От пропасти, что они собой заслоняли.
Из зубцов, оцепляя просторную площадку, вырастали четыре остроконечные башенки – миниатюрные аналоги Северной, которую они венчали. Каждая в половину моего роста. На игрушечных шпилях реяли пурпурные стяги, расшитые серебряными тварями. Драконами, в смысле.
По такому случаю, как выступление невесты, для его великолепия в самом центре площадки установили кресло. Тоже пурпурное и, несомненно, удобное. По крайней мере было видно, что Ледяному в нем очень даже комфортно.
При виде меня Герхильд подобрался, сцепил перед собой пальцы и теперь пристально следил за каждым моим шагом.
– Замерзнешь ведь, – это вместо приветствия.
– Очень тронута заботой вашего великолепия.
– Тебе не обязательно танцевать. Тем более здесь и тем более после вчерашнего.
А тебе необязательно строить из себя мистера галантность! Лешка вон тоже всегда был со мной бархатным. Заботливым, нежным, внимательным. Влюбленным по уши. И что в итоге? Я из-за него тоже оказалась по уши. В том, что очень дурно пахнет.
Боль предательства жгла легкие, отчего каждый вздох напоминал подвиг. Но еще сложнее было сдержать слезы. Я глотала их, запихивая глубоко в себя, чтобы вдруг не начали блестеть глаза.
По такому случаю, как выступление невесты, тальден приоделся. Широкая перевязь, накинутая поверх бархатного камзола, переливалась золотом. Его любимые цвета: тьма и блеск металла, символизировавшего власть.
– Фьярра, ты вся дрожишь.
– Мне не холодно.
Один из обледенелых зубцов, к которому я храбро приблизилась, увенчала зачарованная ракушка.
Мне и правда не было холодно. Несмотря на хлесткие порывы ветра, кожа горела. Горела так, словно я была факелом. И сейчас, как никогда, хотела, чтобы тальден горел вместе со мной.
С ней он останется Ледяным. С любой другой алианой, любой другой фавориткой или какой-то там змеекобылой.
Замерла неподалеку от «трона», вскинув голову. Смотрела прямо на Герхильда, глаза в глаза. Дерзко, как будто бросала ему вызов. Фьярре не хватит духу так смотреть на своего повелителя. Котенку просто не достанет смелости быть с ним.
Котенок… Сердце в груди болезненно кольнуло.
– Позволите для вас станцевать, ваше великолепие?
Кивнул, сдаваясь, понимая, что отговаривать меня бесполезно, и откинулся на спинку кресла. А я, заставив себя улыбнуться, мягко опустилась на колени в нескольких шагах от своего мужчины.
Вернее, он никогда моим не был и никогда не будет. Но сейчас, в это хотелось верить, я владела им. Пусть и на короткое, быстротечное мгновение. Владела безраздельно. Его вниманием, его взглядами. Его помыслами и желаниями, которые ощущала инстинктивно.
Приникла к источавшему холод камню. Холод, что пробирал даже через толстый слой настила. Накрылась таири, как вуалью, и застыла хрупкой статуэткой, ожидая, когда подобранная эссель Жюдит мелодия польется из артефакта.
Зазвучали первые робкие аккорды, приглушаемые безумством воздушной стихии. Дрогнули шелка, стекая с плеч голубыми волнами, и перехваченные браслетами кисти плавно разрезали воздух. Украшения звенели, подхватывая чувственную мелодию. Я медленно выпрямилась, позволяя последним отблескам заката коснуться кожи. Поцеловать меня в губы, искусанные от волнения, а потому припухшие. Вглядываясь во тьму в глазах Ледяного, скользнула руками вдоль своего тела. Медленно провела от растрепавшихся локонов у висков до соблазнительно качнувшихся в такт мелодии бедер, на которых и замерли мои ладони.
На них же задержался долгий драконий взгляд, в подступающих сумерках казавшийся еще более темным. От такого не только кожа покрывается мурашками, но и все внутри начинает электризоваться.
Вырисовывая руками в воздухе узоры, приподнялась на коленях, чтобы уже в следующее мгновение плавно прогнуться в спине. Запрокинув голову, позволяя тяжелой косе упасть на землю, а левому плечу обнажиться, когда незаметным движением отцепила от него таири.
При следующем обмене взглядами я наконец поймала в глазах Скальде разгорающееся пламя, которого так ждала. Ведомая мелодией, ударами барабанов, в унисон с которыми застучало сердце, подскочила на ноги, приподнялась на носочках и закружилась в вихре ткани, пока птицей не отпустила ее в небо, обагренное гаснущим солнцем.
Взмах ресниц, поворот, и теперь его великолепие мог любоваться вторым обнаженным плечиком, а я, приближаясь к тальдену, мягко поводила из стороны в сторону бедрами. Розовое таири у меня в руках воспламенялось под бликами заката. Огненной вуалью скрадывало мое лицо от Ледяного. Трепетало, отчаянно вырываясь на волю, как рвалась моя душа из плена чужого тела. Разжала пальцы, позволяя гладкому шелку, мимолетной лаской коснувшись ладоней, сорваться в небесную бездну.
Оказавшись в нескольких сантиметрах от Герхильда, вбирая в себя сумрак жадного взгляда, потянула вниз бледно-желтый лоскут ткани, обнажая грудь. Вернее, обнажая кофточку, что должна была прикрывать наши с Котенком прелести. Прикрывать чисто символически, должна отметить.
При мысли о мерзавке в сердце прыснуло ядом ненависти. Хочет вернуться сюда, чтобы снять сливки? Блодейна рассчитывала, я буду играть Фьярру. Но если стану императрицей, это Фьярре придется играть меня! Интересно, как долго продлится ее игра?
