– Я не хочу целителей!
Ишь ты, какой привередливый, невесты не хочет, целителей тоже…
– Не надо. Я с тобой посижу. Меня не боишься?
– Нет. Ты смешная. Они говорят, что ты мне поможешь, но я не верю.
Я вздохнула и призналась:
– Я тоже.
Лиловая гадость потихоньку уменьшалась, а руки Айзека окутывало бледное дрожащее марево.
– Хорошо, что ты не лжешь, – вполне серьезно сказал он. И видят местные боги, в этот момент Айзек был вполне адекватен. – Все говорят, что есть надежда… надо подождать, и жизнь наладится. Только все это – полная хрень… вот у него спроси. Он решил не ждать, а обзавестись еще парой-тройкой наследников.
Рыжий дядечка нахмурился. Что, не ожидал, что и мальчики сплетничать умеют? Смешно было надеяться, что они друг с другом сокровенным не делятся.
– И моему отцу следовало бы, но… знаешь, в чем проблема? У него не выйдет…
Мне удалось развернуть его.
К счастью, ни Арина, ни папаша Малкольма не стали вмешиваться. То ли решили, что так оно безопасней, то ли понадеялись на чудо. Я бы тоже от чуда не отказалась.
Айзек шел сам.
И меня за собой тянул. Руку сжал, никак опасаясь, что если исчезну я, то вернется невеста, и тянул за собой. Благо идти было недалеко.
Вот аккурат до двери, которая повисла на одной петле.
Да уж… понимаю, бурная семейная жизнь…
Внутри небольшой разгром. Сломанный стол, развалившийся стул… осколки какие-то под ногами.
– Тебе и вправду стоит прилечь, – как ни странно, но жар его не воспринимался даром, как нечто патологическое. Напротив, он готов был поддержать этот жар и… – Закрой глаза и расслабься. Не знаю, что сейчас будет, но убить тебя я не должна.
– А жаль…
– Жить надоело?
– Существовать… – он улегся прямо на полу, пинком отправив в угол осколки вазы. И руки на груди скрестил. Поерзал и пожаловался: – Жестко.
Я скинула подушку с диванчика.
– Спасибо… они думают, что я ничего не понимаю… самое поганое как раз в том, что я все прекрасно понимаю… и сейчас… и… я осознаю, что если потеряю контроль над даром, то местная защита не выдержит. Я едва не спустил дымку… она разрушает первичные связи…
Себе я тоже подушку взяла.
Сидеть будет мягче.
И руку положила ему на лоб. Жарко… и надо, чтобы еще жарче… что-то не так с его кровью… черная… нет, не черная, но темная, будто грязная.
– Кровь… – я хотела спросить, но язык прилип к нёбу.
Препоганое ощущение, будто с головой в болото нырнула. Я ощутила привкус плесени. И грязи. И еще чего-то… тухлого?
– Кровь… твоя правда… все из-за нее… королевский род не имеет права угаснуть… кровь есть замок. Он служит, пока жива династия… не станет замка, и дверь распахнется…
И наступит апокалипсис, ага, слышала…
Конь бел, конь блед, чума, война, и далее согласно регламенту.
Кровь его горела, и Айзек дышал тяжело, натужно. Кажется, в пролом дверной кто-то заглянул, но, на свое счастье, скоренько убрался.
Я пыталась вытянуть.
Как с красным.
Или с зеленым… чувствую задницей, которая у меня, по ходу, голову заменяет – люди с головой на рожон не лезут, – что сегодняшний день закончится привычно, в клинике.
А сорочку приличную туда я так и не отнесла.
– …Он выйдет и соберет дань. Возьмет по душе за каждый год… по две за просьбу… по три за помощь… – этот бедолага что-то продолжал бормотать.
Грязь не сгорала.
И дар мой не спешил подсказки давать. Что-то я не то делаю, но что… если не горит и не тянется?
– …Мир обезлюдеет, и боги не придут на помощь, ибо нарушен был договор…
– Заткнись, – попросила я.
Думай, Марго.
Головой.
А если… допустим, предположим, что эта самая грязь – некое вещество, на которое Айзеков больной организм отреагировал температуркой. Повышать-то ее можно, пока белки не спекутся, но тогда и пациент умрет.
Если же… не огонь, так вода… воды понадобится много… сперва понизить концентрацию, а там подключить почки и печень… или только почки? Если не подлежит оное вещество метаболизму, то надо просто его выделить и вывести.
Получится?
– Марго…
Рыжий нарисовался донельзя вовремя. И не один, а с папулей, который шею тянул, но соваться под руку не спешил.
– Воды нужно, – я смахнула пот со лба: а нелегкая это работа – из болота тащить бегемота. А из бегемота болото – и того хуже. – Много… надо его поить… и поить…
И вопросов не стали задавать.
Малкольм сел рядом, положил голову Айзека на колени и, прижав к губам болезного кружку, велел:
– Пей…
– Замок трещит, шатается…
– …вздыхает на ходу, – я вздохнула и погнала силу, представляя, что она, сила, есть вода… точнее, лучше физраствор… натрия хлорид в стандартной концентрации.
И водичка…
Ускорить адсорбцию. Увеличить объем крови… мамочки, все-таки надеюсь, что Айзек – парень крепкий, выдержит… и еще воды… и еще… вот так, пока грязи не станет меньше, а теперь на почки внимание обратим.
Вот они, две фасолины на веревках кровеносных сосудов. Темненькие, гладенькие, с пенкой надпочечников сверху.
Красота.
Лоханка.
Нефроны… кровеносные сосуды хитрыми клубочками, и нервы… нервы нам без надобности, а вот сосуды очень даже нужны. Воду мембрана отфильтровывала быстро, с моей-то помощью. Благо дар не нуждался в точной наводке, в какой-то момент меня, управляющего, вновь отодвинули, что позволило вздохнуть с немалым облегчением. Нет, я, конечно, почти гений, но…
Страшно.
Почечное тельце такое хрупкое… а процессы… я ведь силой воли могу изменить не только осмотическое давление в капсуле или степень проницаемости мембраны, я…
Не думать.
Наблюдать.
И вливать силу… посыл… ты выздоровеешь, сукин ты сын, и закроешь свой замок на ключ, раз уж припекло так, и постараешься, чтоб никто никаких долгов не взыскал…
Будет о чем, кстати, с Малкольмом побеседовать.
Эта бестолочь рядом села и стиснула мое запястье. Зачем? Силой делится? Щедрый… и глупый, я ведь ее беру и могу взять всю, до капли, с жизнью вместе.
– Прекрати…
А кровь светлеет.
Та темная штука перешла в первичную мочу. И надо лишь не позволить ей вернуться в организм. Снова изменить свойства мембраны и проконтролировать, если можно так сказать, процесс обратного всасывания… воду… лишнюю пускаем… плазму… не сгустить бы больше нужного.
