Белки отфильтровываем.
Глюкоза тоже организму нужна, а вот эту пакость кофейного цвета – вон…
Я попыталась стряхнуть руку Малкольма, но он… нет, уже не он, тот, который был на него похож, вернее, наоборот, рыжик похож… хрен, запуталась… он сказал:
– Будьте добры, сидите спокойно и делайте, что делаете. Не переживайте, я неплохо контролирую процесс передачи.
Переживать за малознакомого человека я не собиралась.
Взрослый.
Сам разберется. А вот сила у него ледяная, отрезвляющая, что, собственно говоря, очень даже неплохо. Она мешалась с моей, и… и судя по всему, можно было заканчивать. Работа почти завершена.
Кровь чиста.
Температура нормализуется, а что под пациентом расплывается лужа розоватой мочи, так это бывает. Целительство – дело такое, грязное… но почки проверим… скорость фильтрации слишком высокая, вот часть кровяных телец и не успевает вернуться.
Нехорошо, но…
Поправимо.
Я со вздохом разорвала контакт и руку с плеча стряхнула, правда, потянув напоследок силы сколько сумела. А что, не хочу в клинику, там воспитывать станут.
– Ему… отлежаться… и пара пакетов крови не повредит, но можно и без них… справится… – говорить было неудобно, будто в горло стеклянной ваты натолкали. И в этой вате приходилось ворочать языком.
– Выпейте, – дядечка протянул мне флягу.
И я выпила, запоздало подумав, что оно не стоило бы, мало ли чего намешает… с другой стороны, паранойю тоже надо воспитывать.
Как ни странно, полегчало.
– Вам надо учиться контролировать отток силы.
– Обязательно займусь…
Еще бы эту силу ощущать, а то… что слепой с фонариком. Пафоса много, а толку-то…
– Папа, помоги его перенести…
– И переоденьте заодно…
Айзек пропотел. И пот был тоже с розовинкой. И кажется, бедолагу вырвало. Что ж, выводить токсины можно и через желудок. Кстати, надо бы понять, чем его накачали, и предупредить, чтобы больше с этой гадостью не связывался.
Глава 45
Мне помогли подняться, хотя, видят местные боги, я бы с немалым удовольствием посидела еще часик-другой. Колени дрожали, руки, кажется, тоже… и когда Малкольм потянул за собой, я просто пошла.
Шаг.
И второй. И третий. Если их считать, меньше шансов, что я отъеду просто в коридоре… в обморок бы… благородно и красиво, так нет же, натура моя паскудная цеплялась за сознание и остатки гордости. Поэтому шагаем… шагаем…
В постель я рухнула навзничь, руки раскинула и глаза закрыла. Малкольм стащил ботинки и плед набросил. Сел рядом.
– Есть хочешь?
– Хочу, – созналась я.
– А пить?
– И пить хочу.
Открывать глаза не хочу. И вообще шевелиться, но это временно, пройдет… помнится, после моего первого марафона трехсуточного схожее состояние было. Правда, тогда мне хотелось просто сдохнуть, а теперь… теперь повзрослела, опыта набралась, уверовала, что со временем и слабость пройдет.
Малкольм отошел.
И вернулся.
И не один вернулся. С папенькой, стало быть… представит? А мне оно надо? Мне оно не надо… вот бульончика – другое дело. Он сытный, и жевать не придется, а то челюсти болят. Вообще болит все, особенно почему-то копчик. Наверное, там у меня сосредоточие магических сил, поэтому и дар такой, через задницу.
– Я умерла, – сказала я на всякий случай. И руки на груди сложила, надеясь все же избежать беседы.
– Не хотелось бы вас разочаровывать, – папенька Малкольма явно издевался, – но вы все еще живы и, надеюсь, пребываете в полном здравии. Легкое магическое истощение…
– Чем она его опоила?
– Простите?
– Ваша Ледяная принцесса… что за гадость она ему подсунула? С высочайшего, надо полагать, одобрения? И что он за бред нес про конец мира?
Я приоткрыла левый глаз.
– Знаете, – папенька устроился в кресле. Пиджачок скинул, пристроив на спинке, рукава рубашки закатал, пальцы сжал, перстенек поглаживает. – Может, вы и дальше просто тихо полежите? Пока силы не восстановятся.
– Они уже, – я села. Все-таки разговаривать лежа было неприятно. – Нет, я понимаю, что его, грубо говоря, списали в расход, но… все же травить – это несколько чересчур…
А ведь у любого организма есть резерв самовосстановления.
И клеточная память.
И если разбудить ее, эту самую память, ДНК как первичный план… и подтолкнуть немного, мне не придется восстанавливать нервные связи. Организм сам… проводились эксперименты, я ведь читала… где-то там, в моем мире, когда еще наивно надеялась стать врачом.
Я потерла глаза.
Надо будет… попробовать. Жаль, с Малкольмом этот вариант не прокатит, поскольку его память изначально настроена на самоликвидацию, а я пока не настолько крута, чтобы полагать, будто сумею разобраться с дефектным геномом.
А вот Айзек…
– Вы осознаете, что ваше… обвинение весьма серьезно?
– А я обвиняю?
Я почесала шею.
Копчик по-прежнему ныл, намекая, что не стоит искать приключений.
– Фактически… не имею представления, что именно произошло, однако, полагаю, расследование будет проведено.
Где-то я это уже слышала.
– Кто сторожит сторожей? Что? Рыжий, не пихайся и не маячь. И так в глазах рябит…
Улыбка папеньки стала шире… и как-то предвкушение в ней появилось, что ли? Как-то настораживает.
– Просто… – я ущипнула себя за ухо. Здравый смысл подсказывал молчать и вообще сослаться на внезапную амнезию. Пусть сами разбираются, но язык уже выводил: – Может, его и не собирались травить, но… эта пакость в кровь не из воздуха попала…
– Мне кажется, юная леди, вы делаете несколько поспешные выводы.
И вообще не вашего ума дело.
Помогли?
Получите пирожок. Или медальку. Пирожок лучше, он хотя бы съедобный.
– Однако… – папенька погладил перстенек и потянулся. – Что-то в этом есть… но поскольку я вижу, что в данный конкретный момент времени мое присутствие скорее излишне…
Вот как у них получается так говорить? И язык же узлом не завязывается.
– …я предпочту откланяться, дабы не смущать…
Я икнула и прикрыла рот рукой.
И вновь икнула.
Громко так.
– Вам следует отдохнуть… а мне…
Убраться подальше, сделав вид, что ничего-то особенного не произошло. Икота не прекращалась. А папенька собирался нарочито медленно. И я не выдержала.
