Вперед, Сивка-Бурка, раз пришла ко мне, то паши на радость миру, иначе смысла в тебе? Вот именно, что никакого… а смысл быть должен.
Мне не нужна корона.
И власть.
И вообще, если по правде, глубоко плевать, кто на местном троне восседает, но… ей не позволю… можно считать это ревностью, можно – завистью, а я буду называть справедливостью. Одно дело, когда ты себе путь к вершине расчищаешь, это еще понятно, и совсем другое, если на этом пути давишь людей, к твоей беде непричастных.
Так, опять отвлеклись.
Что у нас?
Аксоны-дендриты, ажурная сеть нейронов, этакий мрамор миелиновых оболочек, которые то тут, то там прерываются… перехваты Ранье и заряд, что по ним скачет, будто зайчик… раз-два-три-четыре-пять… ненавижу, когда сознание так раздваивается. Одна часть этой красотой любуется, другая – считалочку напевает, а третья старательно контролирует возвращение силы в тело… это получается, что я сейчас в роли живой почки выступаю? А что, похоже, беру отравленную, фильтрую и возвращаю… и еще добавляю посыл мысленный, мол, стройся дом сам собой да по кирпичику.
А ведь строится.
Та структура, напоминавшая драное одеяло, зарастала, и довольно-таки стремительно. Нет, ей пока далеко было до совершенства, но ведь движение началось… началось, мать его! Могла бы, завизжала от восторга. Пусть медленно, но нервная ткань вообще слабо способна к восстановлению, а такое… на моих глазах совершалось чудо.
Нейробласты.
Стремительное развитие. Молодые клетки похожи на лохматых пауков. Они касаются друг друга осторожно, нащупывая правильный узор, и прикосновения сопровождаются вспышками света… жаль, что это нельзя записать на камеру.
Дома я бы точно на Нобелевку могла претендовать…
Или на тихую военную лабораторию, в которой стала бы главным подопытным.
Плотнее.
Больше.
И уровень сахара в крови поднимается. Правильно, растущему мозгу энергия нужна, а жировые запасы Айзек потом восстановит. Поэтому трудимся, разбираем гликогенчик на составные части, и вперед, вперед…
И кажется, приток силы иссяк.
Правильно, внешние потоки стабилизируются.
Бледнеют.
А что, восстать из пепла не так просто. Но и своей силы я не дам, потому как, во-первых, почти не осталось ее, во-вторых, Малкольму она нужнее.
Я еще некоторое время наблюдала за работой организма, который наконец избавился от отравы и занимался тем, чем и должно… восстановление шло быстро, если не сказать стремительно. Если оно и дальше продолжится в том же темпе, то через месяцок-другой Айзек будет как новенький.
Есть ли у него этот месяцок?
Я вздохнула и отключилась. Перед глазами заплясали знакомые мошки, намекая, что я как бы сама не двужильная и хороший отдых еще никому не мешал. Но я отмахнулась от них. Проморгалась. Протерла глаза, которые знакомо саднило.
Зрение сфокусировалось не сразу.
Итак, что мы имеем? Малкольм по-прежнему спит, но, кажется, ему уже полегче… и надо бы в сознание привести, но чуть попозже, сначала самой в этом сознании закрепиться не мешало бы. А вот Айзек розовенький такой, что младенчик. Ага, кровоток пашет, и сердечко работает почти на пределе… это ненадолго, скоро тело себя окончательно осознает и восстановит нормальный ритм.
Хорошо.
Не обмочился. Не вырвало. И вообще вид у него до отвращения здоровый… Я молодец?
Наверное.
Могла бы, похлопала бы себе в ладоши. А так… вот до стола доползу и яблочко съем… или два. Водички попью, опять же… на четвереньках, конечно, оно дольше… у человека две ноги, а у лошади – четыре. Раз-два… Масленица придет, и фьють… раз-два-три-четыре…
В дверь стучат.
Кто там?
Кто бы ни был, нам он не нужен… а водичка холодная, пусть и графин кажется неподъемным. Кажется, всего-навсего кажется… подниму я его… и удержу. И вообще в себя я возвращаюсь много легче, чем раньше.
– Никого нет дома! – рявкнула я, поскольку стучавший не спешил угомониться.
– Открой!
А… Рай, слабое звено… хрен тебе… девушки не ругаются, и надо бы себя перевоспитать, но некогда и незачем. Я и так прекрасна, куда ни глянь. Особенно в мокрой футболке. Ладно, не одна я такая буду.
С этой жизнеутверждающей мыслью я опрокинула кувшин на голову Айзека. А что, ему уже можно в сознание вернуться. Да и Малкольма вытащить пора бы. Он лежит ровненько, пряменько… аж дрожь пробирает. Айзек же очнулся…
Да… определенно.
И высказался…
Притворюсь, что не слышала, но пару оборотов запомню. На будущее. А то ведь будущее у меня еще то… специфическое.
Айзек за голову схватился.
– Открой! – дверь сотрясали удары. Тараном он лупит, что ли? И ведь не боится попортить казенное имущество.
– Не умею! – крикнула я, забираясь в кресло. На всякий случай пощупала лоб рыжего. Лоб был теплым, сердце билось ровно, и вообще… не знаю, как надолго поможет моя очистка, но ему определенно стало лучше.
– Рай, успокойся, – подал голос Айзек и, вытянув руку, ткнул в радужную пелену пальцем. Она и лопнула, аккурат что пузырь мыльный огромных размеров.
Я же приложила палец к губам.
Надеюсь, поймет.
И взглядом на Малкольма указала: вот он, наш пациент. Ага… недоумевает? И хмурится… конечно, как можно близкого друга в вещах нехороших подозревать?
Наверное, стоит порадоваться, что у меня нет подобных друзей.
И вообще…
Дверь распахнулась.
Кто-то зол.
Волосы дыбом торчат. Глаза горят. И выражение лица такое… характерное.
– А ломиться в чужую комнату, между прочим, неприлично, – не удержалась я, стискивая руку Малкольма. Вставай, красавец спящий, а не то поцелую…
– Ты…
– Я, – я зевнула. – Я – это я. А если тебе кажется, что я – это не совсем я, то проблемы с тобой, а не со мной. А еще так нервничать – вредно для здоровья. Это я тебе как целитель говорю. Будущий. Вот хватит удар, и что тогда?
– Что? – поинтересовался Айзек, отжимая футболку.
Да… с мышечным каркасом и у него полный порядок. А вот эта россыпь родинок на спине здорово печать напоминает… или меланому? Нет, меланому я вблизи не видала, я вообще целитель-теоретик, но вот… круг… и в круге то ли лапа, то ли харя, то ли харя с лапой зверя невиданного.
– Ничего. Инсульт, он ведь молодеет с годами, – наставительно произнесла я и, дотянувшись до головы рыжего, дернула за прядку. – Просыпайся…
Малкольм сел и глаза открыл. Мать моя… а здесь я, похоже, слегка недоработала… сосуды полопались, глаза кровью налились, да и вообще вид у него от здорового далекий.