Ей было приятно.
И правильно… именно так, как должно быть… но почему же так хочется спать?
– Мастер, с вами все в порядке? – Мелисса вынула из пальцев чью-то карту. – Вы плохо выглядите.
Все.
Хорошо.
Хорошо все. Она выспалась… в первую брачную ночь – смешно думать, что эта ночь и вправду была для них первой, – она просто-напросто спала… и это было чудесно.
Что же случилось?
– Мастер, вы меня слышите? – Мелисса не позволила упасть. – Подождите… это пройдет… совсем скоро пройдет… сперва всегда в сон клонит.
Кого?
Было утро. И завтрак в постели. Шутки какие-то… на редкость глупые, но все равно смешные… и его слова, что нет нужды сегодня возвращаться в университет. День обойдутся без нее… обойдутся… нет срочных пациентов, а с остальными справятся…
Голова болит.
Раскалывается на куски. Во сне боли нет. Но это не сон. А что? Чужая воля, тяжелая, как гранитная глыба. Если не поддаться – раздавит…
Ромашковый чай.
Мелисса всегда приносила ромашковый чай… маленькая традиция, созданная этой же маленькой девочкой, такой несчастной, такой…
– Не надо сопротивляться. Вы не сможете, – сказала девочка, вытирая разлитую лужицу чая. – Никто не смог, и вы не исключение. Вы просто послушайте… я ведь не прошу многого… одна маленькая услуга… и никто не пострадает. Почти никто.
Ее взяли за руку.
– А вы ничего не вспомните… то есть вспомните, конечно, но только то, что я вам скажу… вот увидите. У нас с вами все получится.
Нет.
Нельзя.
Не поддаваться, не… Музыка звенела, такая назойливая, будто колокольчики привязали к платью. И стоит Варнелии пошевелиться, они все играют вразнобой… Платье свадебное, то самое, заказанное матушкой еще лет двадцать назад.
По старой моде.
Нижняя юбка прямая и узкая, в ней и шагу не сделаешь, зато верхняя ложится поверху красивыми складками. Серебряная тафта. Жемчуг. И крохотные бабочки.
Колокольчики опять же.
– Не дергайся, – матушкин голос строг. – А то опять все испортишь.
Иллюзия…
То платье осталось где-то в глубинах шкафа, его матушка пыталась отправить назад, но ателье не приняло, мол, заказ изготовлен в срок, и не их вина, что свадьба не состоялась.
Варнелия прекрасно помнит.
И платье.
И чехол.
И жесткие корсажные нити, которые вставлялись, чтобы придать складкам необходимые объем и пышность.
– Милосердная… что за глупости приходят тебе в голову? – матушка орудовала пуховкой, и от сладковатого запаха пудры кружилась голова. – Это все твоя бабка виновата со своими фантазиями… целительница… какая из тебя целительница?
Лучшая.
Матушкино лицо округло и совершенно, но… эта форма губ давным-давно вышла из моды, да и брови нынче носят другие. Оранжевая помада – абсолютный моветон, особенно в сочетании с лиловыми тенями, которые тогда, двадцать лет назад, мазали густо, создавая ощущение расплывшихся под глазами синяков.
Собраться.
Успокоиться.
С целителями всегда сложнее, чем с другими… и она, Варнелия, не глупая девочка, которая готова поверить в мечту… у нее уже была свадьба, накануне…
Зеркало отражает бледное личико.
Губки сердечком.
Бровки округлые. В волосах мерцает диадема…
А ее Варнелия вернула жениху за неделю до свадьбы и не извинилась даже. Да, вот такой умной она стала, и вовремя…
Вдохнуть.
Успокоиться.
Реальность расслаивалась. Реальностей становилось много, как треклятых зеркал. В одних отражалась Варнелия-невеста, невероятно хрупкая и, пожалуй, в достаточной мере прекрасная, чтобы претендовать на титул невесты года.
Во втором была она же, постаревшая, пусть годы видны лишь в глазах, да еще, пожалуй, овал лица утратил прежнюю четкость.
И никакого платья.
Костюм с просторной юбкой, в таком нарочито-народном стиле, который всегда матушку раздражал. Из украшений – цепочка с амулетом и еще букет хрустальных лилий…
Надо было корону сделать.
– Жених ждет, дорогая, – фальшивым голосом произнесла матушка, протягивая махонький флакон. – Угости его… угости, и он навеки будет твоим…
Он и без того принадлежит Варнелии, и только ей. Смешной, нелепый мальчишка, который так разительно отличался от прочих.
Наглый.
И порой чрезмерно наглый…
Стук в окошко… пошли гулять, луна высоко поднялась, а у Источника распустились незабудки. Если свить венок именно из этих, то ты меня никогда не забудешь…
Отстань.
Дорогая, нельзя заставлять себя ждать. Гости собрались. И постарайся держаться естественно…
Мозг сам достраивает себе реальность, и вот уже серый больничный коридор меняется. Проявляются бледно-лиловые обои, которые матушка уже года три как сменила на более модные, полосатые…
Картины.
Гобелены.
И всенепременные вазы. В то время такие вазы стояли в каждом приличном доме. И садовник раз в три дня срезал свежие цветы…
Цветов было жаль.
Незабудки на подоконнике, перехваченные ниткой. Ей дарили роскошные букеты, но почему-то именно эти незабудки и тронули… Опять куда-то влез? Кровь из носа льется, а ты… неужели нельзя осторожней? Можно, но зачем? Ведь тогда не будет повода к тебе заглянуть… Пошли на ярмарку?
Чаепитие с подругами.
Злословие.
Духота… вон они, стоят рядком, обездвиженные, куколоподобные, ибо и у разума имеется предел. Иллюзия не будет более подробной, нежели это необходимо. И кажется, с каждой минутой, с каждым настоящим воспоминанием она трещит сильнее…
Ее жених в белом костюме… улыбается…
Красив.
И уродлив… Когда она разочаровалась? Ведь думала же, что влюблена, и свадьбы этой ждала с нетерпением… а он всегда снисходительный и спокойный…
Мне не нравится, что ты уделяешь слишком много внимания этому оборванцу. В следующий раз отправь его к кому-нибудь еще. Удивление. Это не просьба, а приказ, но даже матушка никогда не приказывала. И попытка поговорить, объяснить…
Откровение… ты учишься, потому что так принято… какая карьера? Баронесса не может быть целителем. Ты еще слишком молода и не понимаешь…
Не понимает.
Почему?
Больничные стены выглядывают из-под позолоты, и рука, которая придерживает Варнелию, слишком бела и тонка для матушкиной. Хорошо. Главное, не выдать себя…
