Карета.
Конечно, украшенная розами и альгийским плющом, хрупкие листья которого так превосходно смотрятся в позолоте… четверка лошадей…
Автомобиль.
Черный и стандартный.
– Ты уверена? – этот голос пробивается сквозь храмовое песнопение.
– Конечно, дорогой, – а этот еще притворяется матушкиным. – Она сделает все, как нужно…
Надо оставить знак…
Не зерно, его растащат птицы… и хватит ли воспоминаний, чтобы бороться с иллюзией? Хватит… в машине пахнет кожей и табаком… от него тоже постоянно пахло табаком, хотя и клялся, что не курит. Курил. Прятался от нее, несносный мальчишка… всегда мальчишка. Мог бы предложить ей сбежать, она бы согласилась, еще тогда, двадцать лет назад. Но нет, решил, что нечего ей дать… как будто бы ей нужно было что-то, кроме него самого и вечно разбитого, не единожды ломанного носа.
Едут.
Куда?
Далеко. И быстро. Тот, который сидит рядом, держит за руку. Молчит. Плохо. Слова вносят диссонанс, а так разум спешно наращивает утраченную иллюзию.
Карета.
И ощущение счастья, детского такого… так, пожалуй, она радовалась, когда впервые попала на ярмарку… и плевалась через трубку жеваной бумагой, силясь попасть в мишень. Или еще потом, позже, когда танцевала на площади с ним… просто по-дружески.
Тогда еще казалось, что это всего лишь дружба…
А потом он уехал. Сбежал. И Варнелия обиделась. Всерьез. Настолько, что и сама уехала. А он догнал ее своим письмом. И писал их много, часто, приезжал, когда мог, а она долечивала шрамы. С каждым разом их становилось все больше, а ее не отпускало противное чувство, что однажды он не вернется.
Те письма сохранились.
В коробке из-под шляпки. Коробка розовая, и к ней еще пышный бант прилагался, но бант без надобности, а вот письма отлично поместились. И тот камешек на веревке, принесенный из другого мира. Круглый кристалл, который светился при нагреве… и платок… и еще что-то, не слишком нужное, но безумно важное.
Вот так.
Эмоции – ее спасение…
А хрустальные лилии, умирая, и вправду превращались в хрусталь. Для этого букета понадобится особая ваза… И не коситься на сопровождающего. Его нет… не существует в иллюзии. Он осторожен, куда осторожней девочки, поэтому надо поддаться.
Ненадолго.
Интересно лишь, почему ее разум выбрал заведомо нежизнеспособную мечту? Неактуальную, так сказать…
Может, в этом и смысл защиты?
Остановка.
Храм?
Дворец королевский. И ее суженый подает руку.
– Идем, – говорит он. – Нас ждут… на тебя надеются, милая… ты же не хочешь нас подвести? Всех нас…
Флакон в руке на долю мгновения становится горячим.
Значит, все-таки заговор. А Варнелия от души ненавидит заговоры, но позволяет передать себя из рук в руки… да, у него за годы набралось много таких вот безмолвных, но надежных рук.
– Поспеши, – прощальный поцелуй в щеку. – Сделай, о чем я тебя просил, и мы снова будем вместе…
И все-таки умные идиоты существуют.
Глава 52
Мастер Витгольц многого ожидал, но, пожалуй, не того, что его просто и незамысловато убьют. И даже не попытаются обставить это дело как несчастный случай.
– Простите, – его окликнул молодой человек в сером твидовом пиджаке, пуговицы которого блестели слишком ярко, чтобы блеск этот можно было объяснить естественными причинами.
– Подсказать, как пройти в библиотеку? – усмехнулся мастер Витгольц.
– Да нет, не стоит, пожалуй…
Парень коснулся пуговицы, и в Теодора полетел огненный шквал. Вспыхнул фрак, который, между прочим, был взят напрокат, и теперь придется выплачивать полную его стоимость, а она, как подозревал мастер Витгольц, будет безобразно завышена.
Огонь вцепился в волосы.
В кожу…
Запахло паленым мясом. А в грудь вонзилась ледяная стрела, останавливая сердце. Паренек нахмурился, видимо, не ожидав победы столь быстрой. И, наклонившись, проверил пульс.
Пульса не было.
Часов пять уже как не было…
И Варнелия разозлится, даже думать нечего, извести хороший материал на создание голема. А ведь славный получился, и сходство просто поразительное… было.
Сейчас перед пареньком лежал кусок дымящегося мяса… ботинки, к слову, тоже на выброс. Сплошные расходы с этими заговорами.
Мастер потер зудящую ладонь о штаны и, сложив пальцы малым знаком, кинул своему убийце булавку. Паренек дернулся. Тронул шею. Нахмурился, прислушиваясь к себе.
Ничего-то не почувствует.
Мастера так просто не дают, кому бы что ни казалось. И этот мальчонка, привыкший полагать себя самым умным, на самом деле почти ничего в жизни не видел.
Исправится.
Вот как отправят на четвертое кольцо, работать на благо его величества, так и сообразит, каким местом думать надо.
Паренек поводил над мертвецом руками, и плоть рассыпалась черным прахом. Стало быть, деструктор уровня второго, а то и первого… ловко у него выходит.
Горстка праха на асфальте…
Печально.
А паренек сунул руки в карманы и, весело насвистывая, направился прочь. Что ж… хоть у кого-то день начался неплохо. С другой стороны… Дуновение ветра развеяло прах. Начался – это еще не значит, что закончится так же…
Мастер Витгольц сотворил плетение, вызывая к жизни малого стража. Созданный из теней и капли крови, он был неприметен, но в то же время отвратительно живуч, упрям и, помимо прочего, обладал идеальной памятью, что пригодится позже, на суде.
Я не знаю, что мы на самом деле рассчитывали отыскать.
Черный фолиант со списком жертв?
Или подробный план заговора против короны?
Кости, черепа и труп младенца, хранящийся в холодильнике? Алтарь с окровавленным ножом? Честно говоря, я слабо себе представляла, какие материальные улики вообще существуют и где их прячут или не прячут.
Рай был чистюлей.
Аккуратистом, из тех, кто полотенца в ванной по линеечке выравнивает. Три зубные щетки. Паста и ополаскиватель, к слову, знакомой фирмы…
А домой надо будет заглянуть. Папенька же ездил, и деньги теперь у меня имеются. Маменьку забрать… отыскать тихий пансионат… не обязательно с ней встречаться и устраивать теплые семейные вечера, просто…
Пусть сделают так, чтобы она себя не травила.
Наверняка есть способ.
Туалетная вода. И все. Никаких кремов, гелей и прочей суровой мужской, но все же косметики. Надо же… а он сдержанный. В шкафу – три белые рубашки. Костюм в чехле. Форма. Майки. Белье… Малкольм стыдливо отводит взгляд, ага, неудобно.
