Мелисса же…
А где сестрица моя разлюбезная? Сгинула по пути? Или… сгинули?
– Эй, – я развернулась. – Ты где, блаженная?!
Эхо прокатилось по коридору.
Я подошла и попыталась выглянуть, но коридор был темен, да и решетка, хоть и покрылась толстым слоем ржавчины, держалась крепко. Прутья стояли часто, голову сквозь них не просунешь.
Зато эхо разгулялось, разговорилось на разные лады, будто друг с другом перекрикиваясь.
Блаженная?
Блаженная… еще какая… блаженный от слова «благо»? Или это я опять не угадала? С языком сложно, а вот…
Шорох.
Крыса? Крыс я не то чтобы побаиваюсь, скорее разумно опасаюсь. Крысы, они порой поопасней льва будут, особенно если много…
Так, успокоиться.
Никто не нападет сразу. Крысы для этого слишком осторожны, за что честь им и хвала. Сперва разведчиков пошлют, потом…
Потом мы выберемся.
Даром, что ли, под боком у меня целых три могучих мага.
Смех.
Далекий такой. И болезненный. Болит голова. Раскалывается просто-напросто, будто спицу сунули, и вообще… дышать надо.
Глубже.
И выдохи на счет. И что там про йогу говорили… йога – это модно, как пилатес и еще какая-то оздоровительная хрень, на которую у меня не было ни денег, ни времени… денег сейчас довольно, времени, похоже, тоже хватит, если из камеры не выберемся. Самое время учиться дышать правильно.
Смех пробирал до костей.
И кости бы перебрал, если б смог. А он может? Он? Может, он нечеловеческой природы?
Шаги.
Звонко цокают каблучки по камню. Плывет в темноте круг-светляк, за которым вырисовывается темный силуэт. Надо же, не провалилась в бездну, видать, я плохо пожелала… надо будет конкретизировать, так сказать.
– Живы? – не скрывая разочарования, поинтересовалась Мелисса.
– А ты на что надеялась? – я оперлась на решетку, которая скрипнула, но вес тела моего выдержала.
– Мало ли… придется самой, а я не слишком люблю марать руки.
И потому перчаточки надела. Понимаю. Разумная предосторожность…
– Шла бы ты…
– Пойду, а вы тут останетесь. Не страшно?
Я пожала плечами. Страшно? Страшно было ныкаться по кустам от пьяной гопоты, которая громко рассказывала, что со мною сделают, если найдут. Или вот мамашку после первого передоза откачивать. Тогда я еще не знала про передоз и думала… ай, не важно.
Или смотреть, как бабушка умирает.
Или…
Я знаю, что такое страх, когда руки леденеют, а ноги отнимаются, когда из всех мыслей в голове остается одно – это не может произойти со мной. Только не со мной…
– Думаешь, откроют? – сестрица ткнула пальцем в решетку. – Брось… это место строили, чтобы держать магов. Поэтому…
Оставь надежду всяк сюда входящий.
Понимаю.
– И давно?
– Что?
– Строили давно? – я потрясла увесистый замок, который выглядел весьма древним.
– Лет триста тому…
Что ж, тогда есть шанс обойтись без магии, только сестрице об этом знать не следует.
– И что, ты решила держать нас здесь и дальше? – я вытерла руки о брюки, все равно им хуже не станет, а ржавчина была… жирной.
Неприятной.
– Почему ты думаешь, что я отвечу?
Потому что тебе страсть до чего хочется поговорить. Выплеснуть на меня всю свою ненависть, а заодно обиды, а потом, когда я проникнусь – что вряд ли, но не стоит разочаровывать человека, – рассказать и о великом плане. Возвыситься, так сказать, интеллектом над нами убогими.
– Почему бы и нет… ты же зачем-то пришла.
– Мне надо подождать.
– Чего?
Мелисса прижала палец к губам и отступила. Шаг. И еще шаг. Тьма становится плотнее, она проглатывает сестрицу, и даже фонарь в ее руке растворяется, хотя и не сразу.
Да уж… антуражи способствуют.
Я обернулась.
Айзек, кажется, пришел в себя. И Рай ожил… вот как бы понять, в своем он уме или еще не слишком?
– Мы все умрем, – Айзек встал на четвереньки.
– Еще скажи, что в страшных мучениях…
– Возможно, – не стал спорить он, поднимаясь на колени. И встал. Прислушался к себе. – Магия не действует… так и должно быть.
– Только твоя не действует или в принципе? – на всякий случай уточнила я. И к Малкольму подошла, уж больно бледным он гляделся. Ничего. Пульс ровный. Дыхание тоже… а дар мой ничего, жив, во всяком случае, я вполне вижу его.
И вязкую черную пакость, которая разносится по крови.
К вечеру станет хуже.
Если мы до вечера вообще дотянем.
– В принципе.
Рай со стоном поднялся и спросил:
– Где мы?
– Во дворце, – ответил Айзек. Решетку он потряс, чем вызвал новый приступ потустороннего смеха, от которого меня едва наизнанку не вывернуло.
Во дворце, стало быть. Как-то вот… иначе я себе дворцы представляла. Золото там, статуи… зеркала, белый мрамор, блеск и сияние. А тут…
– Это самые нижние уровни… я здесь был… однажды…
От решетки он отстал, хотя и пнул напоследок.
– Я только не понимаю, как…
Как, как… каком кверху. Бабуля, чтоб ее… и от кого сестрица узнала о своем божественном происхождении? Вариантов немного, и оба не нравятся… вот бабуля бы молчала. Она, при всех своих тараканах была человеком практичного склада, понимала, что королевский род не слишком обрадуется новой родственнице…
И про клятву вспомнить стоит, хотя тут надо признать, что я сути ее не знаю, а потому…
Темнота ждала.
И тот, кто в ней скрывался, смотрел в меня. Он видел мои мысли, видел меня всю, какая есть, с жалкими мечтами и пустыми надеждами. Он способен был сожрать их, да и душу мою вытянуть из тела, выпить в один глоток.
Страшно ли тебе, девица?
Еще как, тварь неведомая… только хрен тебе, а не страх… все мы смертны, иные просто больше прочих.
– Нас в жертву принесут? – я прищурилась, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то.
– Уже.
– Но мы живы.
– Пока.
Айзек подал руку приятелю.
– Это… его территория… нижние уровни… сюда приводят преступников. Приговоренных к смерти… или желающих королевской милости…
Ни хрена себе милость!
