– Не переживайте, вы справитесь с этим… только… – мастер Варнелия потерла мизинец. – Я очень прошу вас быть осторожной…
– В пожеланиях? – уточнила я.
– В принципе… мы постараемся, конечно, пресекать ненужные слухи, – ректор поднялся. – Однако сами понимаете, сколь бессмысленно это занятие…
Понимаю.
– А маг жизни – ценность…
Это я уже слышала.
– Ваши родственники… несколько расстроятся, поняв, что упустили вас, – господин сцепил пальцы и потянулся так, что косточки захрустели. – Возможно, у них появится желание… наладить отношения.
Хрен им.
Тертый.
Ибо сложно наладить отношения с теми, кто испоганил тебе жизнь. И не только тебе.
– А мне защита полагается? – я поежилась, представив, в какую ярость придет бабулечка, поняв, чего лишилась… И пожалуй, злорадство здесь было более чем уместно.
А что, я никогда не отличалась кротостью.
– Полагается, – господин вытащил из внутреннего кармана браслетик. Больше всего тот напоминал фенечку, сплетенную из красных и фиолетовых нитей. Среди них поблескивали бусины, и как-то не верилось, что этот браслетик способен защитить от чего-то.
Но господин торжественно завязал браслет на моем запястье и опалил торчащие нити зажигалкой.
– Однако мы не сможем защитить вас от попыток манипулирования. Постарайтесь не воспылать страстью к неподходящему человеку.
– Ага… – странное предупреждение, хотя не лишенное смысла. Вот матушка воспылала, и что из этого получилось? То-то и оно… На всякий случай я поинтересовалась: – А подходящий кто?
Господин откровенно смутился и отвел взгляд. Похоже, список кандидатур, подходящих с точки зрения высокой политики, находился в процессе разработки.
Малкольм уставился в потолок.
А уши покраснели.
Глава 19
Приемный покой я покидала в странном состоянии полного равнодушия. Похоже, успокаивающее зелье оказалось куда как крепче, чем я предполагала.
Но это даже хорошо.
Очень хорошо.
Я трепала браслет, который должен был защитить меня от большинства известных ядов и запрещенных зелий, а также непосредственного физического воздействия вплоть до пятого уровня.
Уровни мы еще не проходили.
Малкольм уныло брел сзади.
Конвой не конвой, так, живой укор совести, который вызывал у окружающих явное возбуждение. Я и забыла, что времена, когда на территории университета было безлюдно и спокойно, минули. Нас окружали толпы студентов и, что куда хуже, студенток.
Торжественная часть завершилась, и мантии исчезли, сменившись многоцветьем нарядов. Платья и брючные костюмы. Юбки узкие и юбки пышные. Рубашки. Жакеты. Кружево и банты…
Девушки сбивались в стайки и щебетали.
Щебетали…
Смотрели на Малкольма и отводили взгляды, играя в скромность. Мне почему-то сразу было ясно, что это именно игра. Кокетливые взгляды. Вздохи. Пальчики, касающиеся губ, и ручки, взлетающие над волосами, чтобы поправить прическу.
Блеск камней, настоящих ли, поддельных… Всего этого стало слишком много.
– Слушай, – я остановилась перед радужной толпой, отделявшей меня от тихой общежитской жизни. То есть некогда тихой, а теперь вот сомнительно. – А давай ты в другую сторону пойдешь?
– Зачем? – сквозь зубы процедил Малкольм.
– Они за тобой ринутся, а я домой… тихонечко… поверь, это поможет наладить отношения лучше, чем все подарки, которые ты заготовил.
Малкольм фыркнул и тряхнул рыжей гривой.
– А ты откуда знаешь? – поинтересовался он с некоторой опаской.
Я пожала плечами:
– Ты же привык откупаться от проблем, разве нет?
Сопение стало громче, обиженней.
– А что мне сделать? Прощения просить?
– Не мешало бы…
А вот и подружки давешние… интересно, что здесь делают? По виду их и не скажешь, что готовы заселиться в нечеловеческие условия общежития для бедных. Стоят. Явно ждут кого-то… ишь, шеями вертят. Вот замерли, меня заметив, и одна пихнула локтем другую.
Ага…
Претензии предъявлять станут.
– Извини, – Малкольм выдавил это слово явно через силу. – Я был не прав. Я не должен был… так поступать.
Еще бы ножкой песочек ковырнул, раскаяние изображая.
– Я тоже.
Вежливость требовала ответа, и кажется, что это рыжее недоразумение теперь от меня не отвяжется, даже если я чудесным образом решу нашу общую проблему.
Успокаивало, что хоть руки распускать не посмеет.
– И что теперь? – он закрыл глаза, явно прислушиваясь к ощущениям.
– Понятия не имею…
Девицы приближались.
Лавандовая вела, а подружка ее держалась чуть в стороне, явно не желая участвовать в грядущем бою, но и не смея просто-напросто исчезнуть.
– Ты, – лавандовая остановилась в двух шагах и ткнула мне в грудь пальцем. Мизинчиком… интересно, если пожелать, чтобы он отвалился, что произойдет?
Как-то подумалось, и… не по себе стало.
Маг жизни?
Ага, полезное умение. Но куда полезней другое… скажем, пожелать кому-нибудь скоропостижной кончины – и это ж никакие телохранители не спасут. Идеальный киллер… и странно, что меня вообще в живых оставили. Я бы вот не оставила, то есть где-нибудь на отдаленном острове, в тиши и под хорошей охраной, даже не человеческой… Если они здесь додумались до машин на магии, то и охранные системы какие-никакие сочинили бы, и жила бы я… долго и несчастливо.
Я икнула.
И кажется, побледнела, если лавандовая девица вздернула подбородок. И выражение лица ее стало таким предвкушающим.
– Ты, – повторила она.
– Я, – согласилась я.
– Что?
Девица нахмурилась. А интеллекта она, похоже, небогатого. Есть в мире равновесие… кажется. При ближайшем рассмотрении девица оказалась довольно симпатичной. Личико сердечком, губки бантиком, бровки домиком – на гномика она не походила, но было в ней что-то такое, донельзя мультяшное. Прям хотелось взять и пощупать, убеждаясь, что она все-таки живой человек.
– Я – это я, – сказала я, – во всяком случае, сегодня.
– А завтра? – подал голос Малкольм.
– Кто знает, что будет завтра…
– Ты должна извиниться! – лавандовая топнула ножкой.
– Перед кем?
– Передо мной!
И снова ножкой топнула.
