Чучело, к слову, сделано было весьма искусно. Сова сидела, склонив голову набок, и стеклянные глаза ее тускло поблескивали. Желтоватые морщинистые лапы. Острые когти. Клюв крючковатый… гроза для семейства пеночек, устроившихся у другой витрины.
Запах формалина.
Блеск инструмента, разложенного на черном бархате. Пучки трав. Банки. Склянки… чаша со стеклянными глазами всех цветов и размеров. Специфическое местечко…
Я шагнула было к выходу, но замерла.
– Зачем ты пришел? – этот голос был мне незнаком, а вот другой…
– Я о тебе беспокоюсь.
– Не о чем беспокоиться.
Марек.
Мой то ли друг, то ли знакомый, решивший откреститься от знакомства. И я остановилась. Прижалась к шкафу, поймают за подслушиванием, сделаю вид, что инструменты рассматриваю. А что? Мне не мешало бы собственными обзавестись.
– По-моему, как раз есть о чем…
Подслушивать нехорошо, но очень полезно.
– Марек… перестань… – в этом голосе мне послышалась усталость. – Это уже не весело…
Я коснулась пушистого кошачьего хвоста. Кот, что характерно, был мертв, как и прочие животные в этой лавке. Что не мешало ему выглядеть весьма и весьма грозно. Оседлавший сук, впившийся в него когтями…
– Ты не понимаешь, насколько он опасен…
– Все я прекрасно понимаю.
– Тогда почему…
– Потому что в свое время я и без того наделала изрядно глупостей. И пришла пора за них платить… уходи, прошу…
– Я могу тебе помочь.
– Нет, не можешь, забавный мальчик. И не хмурься, пожалуйста, тебе не идет… и следить за мной не стоит…
– Я хочу…
– Я знаю, – женщина вздохнула. – Ты хочешь меня спасти… только, Марек, спасать не от кого! Я знаю, что делаю, и скоро все закончится…
Голос стал ниже.
Тише.
– Уходи, пожалуйста… уходи и забудь, что ты здесь был… Мы друзья, Марек… всего-навсего друзья…
– Хорошие?
– Очень. Самые лучшие… и как друга прошу, не мешай.
Я понюхала пальцы. Пахнут неприятно, а трогать чучело – в принципе не лучшая идея. Мало ли чем их здесь протравливают для пущей-то сохранности.
Я вздохнула.
И отступила к арке.
– Все будет хорошо, Марек… все будет просто замечательно.
Я все-таки вышла на улицу через соседнюю лавку, хозяин которой и не пытался меня задержать, только нахмурился, вздохнул и махнул рукой. Кажется, соседство это дурно сказывалось на бизнесе. Малкольм обнаружился у витрины, на которой были выставлены шоколадные конфеты, фигурки шоколада и просто шоколад в блоках.
Черный.
И молочный. И пористый тоже… и да, не самый удачный выбор.
– Идем, – я схватила Малкольма за руку. Что-то мне подсказывало, что девица наша скоро выпроводит настойчивого ухажера, а потом… мы успели перейти на другую сторону улицы и спрятаться за массивным деревом. Точнее, пряталась я, а Малкольм изображал еще одно дерево.
Рыжее и в шапке.
Но Марек был слишком погружен в собственные мысли, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг. Он быстро скрылся в переулке, и улочка вновь опустела.
– Что…
– Погоди, – я смотрела на дом.
Обыкновенный. Два этажа. На первом разместилась лавка, причем вывеской здесь не озаботились. Второй этаж – жилой. Правда, окна темны, не разглядеть, что за ними.
Горбатая крыша.
Флюгерок.
Ничего такого, зловещего, не считая некоторой общей пустоты, окружавшей это место. Да и то она чувствовалась слабо, и я отмахнулась от ощущения, списав его на то, что воображение мое несколько разыгралось.
– И кого мы ждем?
Аккурат в этот миг зазвенел колокольчик на двери. Девушка поморщилась. То ли слабый вечерний свет был ей неприятен, то ли звук колокольчика раздражал, а может, жизнь в целом.
Была ли она красива?
Симпатична – пожалуй. Немного простовата, но… очень белая кожа. Огромные глаза. И кукольные белые кудельки… губки бантиком, бровки домиком.
Общая какая-то зефирность.
Да уж…
А шубка на ней явно не из дешевых. И часики на запястье золотые, и сережки камушками в ушах поблескивают.
– С-сучка, – прошептал Малкольм. И она обернулась.
Услышала.
Ну вот, проследить не выйдет… или…
Меня девица видеть не могла. И что это давало? Несколько секунд, пока незнакомка, помахавшая Малкольму, как доброму знакомому, направлялась к нам.
Я оглянулась.
И вынуждена была признать, что спрятаться не выйдет, что…
– Прижмись к стене, – велел Малкольм.
И я подчинилась, решив, что сейчас он знает лучше. Стена была леденющей, это чувствовалось сквозь куртку, напоминая, что в общем-то я за нормальной одеждой приехала, а не в шпионов играть. А тут… он что-то сделал, такой жест рукой, то ли нечистую силу отгоняет, то ли кинул под ноги что-то…
– Малкольм… – голос девицы изменился. Исчезли из него трагичные нотки, зато появилось нечто бархатистое, протяжное. – Какая удивительная встреча… ты, кажется, не рад меня видеть?
– Мы, кажется, договорились, что ты больше на пути моем не попадаешься…
– Так когда это было? – она подошла ближе.
Так близко, что у меня появилось нестерпимое желание вцепиться в эти белые космочки и прическу попортить. Ревность?
Чушь какая.
Девица мне просто не нравится. И Малкольму, похоже, тоже, но воспитание мешает послать ее лесом… Так и знала, что от хорошего воспитания одни проблемы.
Она сама взяла Малкольма под руку.
– Я помню, дорогой, но видишь ли, кое-что изменилось, точнее, я бы сказала, что изменилось многое, очень-очень многое… Как себя чувствует Айзек?
– Жив.
И не ее ли молитвами? Желание пообщаться ближе крепло.
– Чудесно… я надеюсь, он до свадьбы доживет?
– Какой свадьбы?
– Нашей, Малкольм… мне, конечно, очень жаль… ты такой милый мальчик… и нам было хорошо вместе, но сердцу не прикажешь… я люблю Айзека.
– Что ты несешь, Офелия!
Ага, имечко хорошее, говорящее… с предысторией, которую вполне можно счесть предупреждением. А что… каждой Офелии по личному пруду.
– Не куксись, – она потрепала Малкольма по щечке. – Я понимаю, что ты возмущен, но жизнь – это жизнь…
– Стой…
Малкольм наклонился. В первое мгновение мне показалось, что он собирается поцеловать эту недокуклу, но нет, он просто заглянул ей в глаза.
