Я сунула руки в карманы.
Холодает.
И темнеет рано. И главное, что здесь закаты стремительны, а сумерки краткосрочны. Вот, казалось, только-только солнце повисло над горизонтом, небо окрасилось серым, и вот уже темень стоит непроглядная. И сдается мне, гулять этакой теменью – идея не самая здравая, но…
Я должна была понять, куда Марек идет, ибо всей шкурой чувствовала, что он в этой истории увяз по самые уши…
Поворот налево.
Направо.
Узкая дорожка. И… полигоны. Здесь я была на экскурсии. Как по мне, полигоны – обыкновенные поля, прикрытые магическим куполом. Кое-где из земли выпирали горбы низких строений. Иногда поля украшали ямы, рытвины и рвы, скопления валунов или искусственные посадки, но в остальном это было свободное пространство, ограниченное полупроницаемым барьером.
И что здесь понадобилось Мареку?
Ночью?
И не только ему.
Айзека я узнала сразу. Тот стоял, опираясь на обломок мраморной колонны, который виднелся в темноте этакой белесой костью. Поза у Айзека была расслабленная, ленивая.
Сумка у ног.
Круглый светляк над головой.
И брюнетик на заднем фоне. Устроился на травке, ноги вытянул, еще немного – и переиграет, изображая расслабленность. Интересно, а ему сидеть не холодно?
– Пришел? – в ночной тишине голос Айзека разносился далеко. Да и подобралась я, пользуясь обилием растительности – это они удачно полигон выбрали, – довольно близко.
– Сомневался?
Марек скинул сумку на землю, следом и куртка отправилась.
– А то… надеялся, что у тебя хотя бы толика мозгов осталась, – бросил Айзек, потягиваясь.
Так, похоже, эти двое собрались выяснить отношения. И мне интересно, на что Марек рассчитывает. Да, блондинчик ныне не в форме, но кажется, что и в этом состоянии Марек ему на один зуб.
Самоубийцы.
И главное, как надлежит поступить мне?
Поднять тревогу? Или затаиться и сделать вид, что меня здесь нет?
– Предлагаю решить дело миром, – подал голос Рай, потягиваясь. – Я не вижу проблемы…
– Заткнись, – Марек приплясывал и… что-то с ним было не то… определенно не то… будто в тумане… или в мареве?
Горит.
И уже не только в моем воображении. Огонь вспыхнул на его ладонях. Рыжие вихри вытянулись, истончились, превращаясь в плети. А те устремились к Айзеку. Я смотрела, как алые капли падают на траву и та вспыхивает. Как медленно, лениво даже, разворачивается плеть над головой Айзека. Как тот, тяжело, неуклюже, пытается отстраниться, но движения его вязкие, словно сам воздух вдруг сгустился.
Я не закричала.
Я не… я прижалась к серому, поросшему влажным мхом камню.
И смотрела…
Огненные дорожки на поле, побелевшее небо и два полупрозрачных крыла, распахнувшихся над головой Айзека. Они отбросили пламя, но и сами вспыхнули, на сей раз белым, горячим.
Кажется, что-то кричал Рай.
Я видела его перекошенное лицо. И вытянутую руку со скрюченными пальцами. Раззявленный рот. И ощущение безумия.
Вот Марек, оказавшийся вдруг таким быстрым, вновь вскидывает руки.
И с кончиков пальцев брызжет пламя. Оно не гаснет, коснувшись земли, а кружится, собирает каплю за каплей, вылепляя из себя нечто чудовищное.
Столп?
Отнюдь.
Вихрь? Торнадо из пламени, от которого воздух побелел… и еще выше, шире…
– Что ты творишь, придурок?.. – этот крик донесся сквозь гул огня, а Марек рассмеялся. И болезненный его смех отрезвил меня.
Надо их остановить.
Это давно уже вышло за пределы подростковой дуэли, которая, быть может, и болезненна, но для жизни не опасна. И Марек… с ним явно происходило что-то не то… он подбросил огонь на ладонях, а потом отпустил и, дунув, велел:
– Убей!
Огненный вихрь закружился.
Завертелся.
Завыл на сотню голосов. И от этого воя у меня заломило голову.
Ну же, Марго… у тебя ведь получилось тогда, со змеей. А человек лишь немногим крупнее, и вообще… надо постараться… надо дотянуться… ты далеко, но подойди ближе и быстрее, поскольку Марек… Я видела тонкие нити, протянувшиеся между ним и пламенем.
А еще то, как надулся и лопнул воздушный полог, защищавший Айзека… и смялись, втянулись в пламя белые крылья, подпитывая смерч. Разрозненные разноцветные нити силы уходили внутрь…
Видела мастера Витгольца, который вдруг возник на поле, но это ничего не изменило.
Пламя кружилось.
И росло.
Тянуло в себя силы уже не только от Марека, который сделался бледен и ужасен с виду, но и от остальных. Вот Айзек прислонился к камню, а Рай вцепился в плечо приятеля, не позволяя упасть…
Я бежала.
Я неслась, как казалось себе, быстро, но на самом деле до ужаса медленно. Я, кажется, проваливалась в мягкую землю. И упала дважды. И поднялась, понимая, что не успеваю… и я не знала, совершенно не понимала, что мне делать, но не могла ничего не делать.
И, оказавшись вдруг рядом с Мареком, не нашла ничего лучше, как дернуть его за руку.
Горячую руку.
Красную.
Покрытую пузырями от ожогов.
– Хватит, – сказала я, глядя в совершенно безумные глаза. А он ничего не понял. Он смеялся… стоял и смеялся… и видел не меня.
– Теперь тебе страшно?
Его голос был тих и сипл.
А изо рта вдруг поползла струйка крови.
Из ушей.
Из ноздрей.
Хреново… и я пыталась нащупать что-то, чтобы остановить его, но мой треклятый дар вновь затих. Маг жизни? Как проклясть, так пожалуйста, а как помочь… чем ему помочь? Он явно не в себе… глаза не реагируют ни на свет, ни на движение. Зрачки расширились, почти вытеснив радужку. Кровеносные сосуды лопнули, и белки казались красными…
Давление зашкаливает.
Сердце держится едва-едва…
– Марек, – я схватила его за плечи и встряхнула. – Марек, очнись…
От пощечины его голова запрокинулась. А рядом вдруг оказался Рай, который на пощечины размениваться не стал, а просто-напросто обрушил на макушку Марека кулак. Этого хватило, чтобы его глаза закатились, и Марек мешком осел на землю.
А огненный вихрь, покачнувшись, сорвался с поводка. Он на мгновенье застыл, будто раздумывая, в какую сторону направиться.
Крутанулся.
Накренился, обдав нас жаром…
– Ложись!.. – этот крик я скорее уловила, чем услышала. А потом меня вмяли во влажную холодную землю. Я помню горький вкус травы, попавшей в рот, и скрип земли на зубах, и…
