Охрану поставить, что ли?
– Доброго дня, – Рай смотрел настороженно и в подушку вцепился обеими руками.
– Как самочувствие?
Цветы.
И снова цветы.
Опять цветы… ей столько не дарили, сколько этому оболтусу, заслуга которого лишь в смазливой физиономии и правильной семье… Злые мысли, ох злые… надо отпуск брать, и лучше, если за пару лет сразу. Она заслужила. И поездку на гейзеры. Говорят, зимой там на удивление красиво…
Тедди взять…
Сам он пригласить не додумается…
А с другой стороны, зимой на гейзерах весь высший свет пасется. И отдых выйдет сомнительным.
– Спасибо, хорошо, – он вздохнул и поерзал, отложил подушку, но потянул на себя одеяло, прикрывая острые колени и тощие ноги, покрытые темными волосами. – А… можно, я домой пойду?
– Надоели? Руку дай.
Он молча протянул костлявую руку… а вот похудел он прилично, что и понятно. Несмотря на подпитку извне, восстановление потребовало немалой энергии. Вот и получилось… ничего, были бы кости, а мясо, как любила говаривать бабка, нарастет.
– Еще как… я хорошо себя чувствую… очень хорошо… я и бегать могу, и прыгать… на голову стану, если поможет, только отпустите!
Сердце колотилось. А вот… в остальном все было неплохо.
– Иди, – смилостивилась мастер. – Но каждое утро чтобы здесь… и вечер… и никаких больше… Ясно?
Он вздохнул и голову опустил, изображая раскаяние. Именно что изображая.
Подростки.
Считают себя бессмертными.
И говорить что-то бессмысленно, тем более когда сказать особо нечего.
– Спасибо вам, – парень бодро сполз с кровати, впрочем, не выпуская из рук одеяло, которое он попытался обернуть вокруг бедер. – А… может, скажете, чтобы одежду принесли… мою… пожалуйста.
Скажет.
Все им скажет. И не только им…
Часом позже мастер Варнелия скинула туфли, которые пусть и были новыми и красивыми, но натирали безбожно… а ведь когда примеряла, казалось, что в туфельках этих она бабочкой порхает… хромоногой. Ох… и ноги вытянуть… и откинуться, лечь бы вовсе, но нельзя, через час на смену заступать… смену, конечно, передать можно, все поймут, но…
– Ты спала сегодня? – Тедди знал, где ее найти.
И явился не просто так, а с термосом и темно-лиловой коробкой, на которой переливалась золотом эмблема лучшего в городе ресторана.
И не спала.
Не ела.
И вообще, сидит тут она, позабыта, позаброшена, и только одному человеку есть дело до ее самочувствия. Остальные слишком заняты.
Жалость к себе переполняла.
Это от усталости.
Истощения.
И жизни, которая с самого начала не заладилась… надо было замуж выходить, примерять семейные бриллианты и роль светской красавицы… сейчас бы почивала на перинах, наслаждаясь эклерами и возможностью ничего не делать.
– Плакать будешь? – Тедди протянул платок, а потом сел рядом, сунул под спину Варнелии подушку и, положив ее ноги себе на колени, стал разминать ступни.
– Буду.
– Горько?
– Очень. И истерику устрою.
– Устраивай, – разрешил Витгольц.
Он был осторожен, нежен даже, и боль в ногах уходила, а с нею и общее напряжение.
– Я никчемный целитель, – сказала Варнелия.
– Ага…
– Они бы оба умерли… Рай – под утро… а второй мальчик… лучше смерть, чем такое… существование… И я ничего не могла сделать, понимаешь?
– Понимаю. На вот, – он дотянулся до коробки и поставил рядышком. – У них сегодня свиные уши с чесноком… я решил, что ты будешь не против. Есть еще профитроли с креветками и острым соусом… канапе… я сказал, чтобы всего положили, а если свиные уши не понравятся…
– Ты слышишь, что я говорю? – она легонько пнула Тедди.
– Слышу. Ты кчемный целитель, если хочешь знать. А в остальном… да, девочка маг жизни, но завидовать этому все равно что завидовать солнцу, что оно светит. И не факт, что сам процесс доставляет солнцу удовольствие.
Она вздохнула и вытащила из коробки креветку на шпажке.
Сладковатая.
И острый соус будет очень даже к месту. И в остальном… жизнь перестала казаться столь уж поганой.
– Ее силы не хватит на всех. И глупо ее расходовать на то, с чем справится обычный целитель.
Чувствовать себя обычным, пусть и демонски хорошим целителем было обидно.
До слез почти.
Но плакать над креветкой как-то… воспитание не позволяло?
– Помнишь того мальчика в прошлом году? Ты не смогла помочь и сказала, что отдала бы жизнь, если бы это его спасло… или в позапрошлом… или… а сколько таких мальчиков еще будет? Или девочек? И других людей, которые останутся живы, а с тебя высшие силы ничего не потребуют взамен?
Разве что самолюбие унять.
Варнелия вздохнула и сказала:
– Ты хороший… возьми меня замуж.
– Хоть сегодня.
– Сегодня не выйдет… моя смена и обход опять же… еще Фред требует выяснить, что за гадость у парня в крови и где ее варят. А вот завтра с утра… только с тебя свадебное путешествие.
Мастер Варнелия поерзала, пытаясь припомнить, чему еще полагалось быть на свадьбе.
– И торт.
– Обязательно.
– Экипаж… платье… нет, без платья как-нибудь… на гейзеры хочу, только там сейчас все почти… будет людно, шумно и сплетни опять же…
Главное, на душе посветлело. А свиные уши с чесноком оказались не так уж и плохи.
На сей раз пробуждение было мучительным.
Болела голова.
Не просто болела. Она раскалывалась и ныла, причем каждый осколок на свой лад. Затылок налился острой горячей болью. Виски кололо. Лоб тянуло. А челюсти сводило, хотя прежде я на зубы не жаловалась, но возникло препоганое ощущение, что стоит коснуться их языком, и они посыплются.
Стон был непроизвольным.
– Пей, – велели мне, прижимая к губам что-то металлическое и холодное. Причем прижимали без всякого пиетета, и опасения мои насчет зубов лишь усилились.
Рот пришлось открыть.
Тягучая жидкость потекла в горло, и мне оставалось или глотать, или захлебнуться ко всеобщей радости. Впрочем, в желудке жидкость согревалась, раскалялась и щедро делилась теплом.
Боль… нет, не уменьшилась.
Сконцентрировалась в области затылка, свернулась этаким горячим шаром. Зато зубы перестали ныть, и вообще лучше один шар, чем вся голова.
