Осмелев, я открыла глаза и застонала.
Свет был ярок.
Мир резок.
И вообще, сдохнуть бы, но кто ж позволит…
– Как вы себя чувствуете? – заботливо осведомился господин в сером костюме. Черт, имя его напрочь из головы вылетело, а копаться, расковыривая огненный шар, я точно не стану.
Побудет анонимом.
– Сами как думаете? – проворчала я.
Каждое слово отдавалось эхом в висках. Очаровательнейшее ощущение.
– Думаю, не слишком хорошо. Впредь вы должны быть аккуратней, Маргарита. И понимать, что ваша ценность несоизмеримо выше жизни отдельного пациента.
Ага… вот прям осознаю и проникнусь.
На хрен.
Всех.
Настроение было не просто поганым. Хотелось кого-нибудь убить. Или проклясть. Или…
– Корона несказанно благодарна вам за исцеление санора Гирраха…
Это про кого он?
Хотя вариантов немного, и зуб даю, который в челюсти держался крепенько, что не про Марека. Брюнетик у нас непростых кровей… а Мареку, стало быть, я должна была позволить скончаться… на него насрать…
– И не сомневайтесь, что ваши заслуги будут оценены по достоинству…
Не сомневаюсь.
Покоя дайте… хотя… если дадут тысяч пять, то хорошо… или десять… сколько ни дадут, все чудесно. Деньги мне нужны…
– Чего вам от меня надо? – просипела я, пытаясь присесть.
– Убедиться, что вашему благополучию ничего не угрожает.
Ага… а еще погладить по голове, подоткнуть одеяльце и колыбельную спеть, чтоб уж наверняка… и с ложечки, чую, кормить будет, если возникнет в том нужда…
– Идите на хрен…
Как ни странно, но анонимус послушался.
Правильно, я ж в том состоянии, когда за себя не отвечаю…
Благодарность короны обернулась приличной суммой в сто тысяч талеров. Честно говоря, представляла я ее себе весьма абстрактно, поскольку в жизни не имела такой кучи денег. Я повертела чек, выданный мне санором Альгером, и сказала:
– Спасибо большое.
Нет, а что еще?
– Всегда пожалуйста… надеюсь, впредь вы все же проявите большую осмотрительность.
Ага.
Всенепременно.
Папой клянусь, чтоб ему икалось… с другой стороны, не знаю, выйдет ли из меня маг жизни и вообще какой-никакой маг, но на безбедную приличную жизнь я уже заработала, что приятно.
– Скажите, а что там произошло?
Я не слишком рассчитывала на внятный ответ, а потому не удивилась, когда санор произнес:
– Простите, но это следственная тайна…
Точно. За семью печатями. Ну ладно, играть в разведчицу я не стану, и без того есть чем заняться: я опять здорово отстала от группы. И не то чтобы опасалась теперь отчисления – подозреваю, меня не отчислят, даже если я вовсе забью на учебу, но вот рассчитывать лишь на собственный ненадежный дар весьма неумно. Знания, они лишними не бывают.
В общежитии ничего не изменилось.
Та же комната.
Те же пятна сырости. Тот же холод и неприятный запах, пропитавший камни. Наледь на подоконнике, хорошо хоть, с той стороны, и ледяные узоры на стекле.
Недружелюбные соседки, которые, завидя меня, демонстративно отворачивались.
Шепоток в столовой.
И молчание, которым встретила меня моя группа. А и насрать…
– Привет, – я подняла руку. – Соскучились?
Моя старая знакомая блондиночка, за время учебы несколько подрастерявшая лоск, прошипела что-то, наверняка приветствие. Люблю людей: сама вляпалась, а виноватой я оказалась. Впрочем…
Учеба.
Лекции.
Практикум по диагностике, который я благополучно и ко всеобщему удовольствию провалила, поскольку упрямый мой дар отказывался работать на манекене. Он чувствовал пластик, дерево и клубок заклинаний, которые придавали манекену сходство с пациентом, и остальным хватало, а я…
Я убедилась, что себе верить нельзя.
Снова лекция.
И снова практикум, на сей раз по плетениям первого порядка, которые я знала неплохо и даже сумела изобразить что-то, достаточное для минимальной отметки. Неодобрительный взгляд мастера Хоннора, который даже вынырнул из обычного полусонного состояния, чтобы высказать, сколь бесталанные ныне студенты пошли.
А что… потерплю.
Обед.
Госпиталь.
Марек, который по-прежнему находился в палате, хотя искренне не понимал, что он здесь делает… Мастер Варнелия.
Витгольц, пытавшийся Марека разговорить. Нет, он не использовал магию, он принес местный аналог шахмат и выстраивал партию за партией, расспрашивая Марека о жизни его былой. И тот рассказывал, охотно, искренне, удивляясь тому, до чего, оказывается, опасны некоторые магические эксперименты…
Именно это ему и сказали.
Эксперимент.
Неудачный.
Потеря памяти побочным эффектом. И дар, который почти потух, но это временно… Год-другой, как раз достаточно, чтобы подготовиться к поступлению.
Смотреть на них было неожиданно больно. И пусть Марек, избавившийся от своей ненависти, был почти счастлив, искренен и весел, как может быть искренен и весел подросток, все равно меня не покидало ощущение, что я лишила его чего-то невероятно важного.
– Ты сделала больше, чем кто-либо, – Варнелия понимала меня, пожалуй, лучше, чем остальные. – Его мозг разрушался, и здесь мы были бессильны… он бы выжил, но в каком состоянии?
Я это понимала.
Я помогла, спасла, и все такое. Я просто оказалась рядом. Остановила то безумие на полигоне и, быть может, вообще подвиг совершила, которого от меня не ждали.
Но на душе было тошно.
А как справиться с этой тошнотой, я не знала. И потому ушла в работу, благо в клинике ее всегда хватало.
Сортировка перевязочного материала.
Стерилизация.
Папки с личными делами, которые надо привести в порядок. Выписки. Подготовка зелий первого уровня, к более высоким меня не допускали.
Переучет постельного белья…
И шкафы с лекарствами, где порядок не наводился уже пару десятков лет… нет, не основные, в основных он был идеален, но вот средства длительного срока хранения… И недовольная старшая сестра милосердия, которой не по вкусу пришлась моя инициатива. Но что она могла против Варнелии?
Ей оставалось хмуриться и шипеть в спину.
Плевать.
Пусть и проклинают, но…
