Немного.
– Акварель? Конечно, у меня есть запасной набор, хотя, признаться, давно уже не брала кисти… Ты останешься? Во второй гостиной у меня неплохое освещение – искусственное, конечно, но зимой с естественным сложно… Не будешь против, если я составлю компанию?
И вежливо так, что отказывать неудобно.
Вторая гостиная оказалась не так чтобы велика, но вполне уютна. Те же тона, обои в полоску. Пейзажи, полагаю, для вдохновения, но я и под страхом смертной казни не смогу изобразить вот это псевдосельское великолепие со стогами сена, речушкой и горбатым мостиком.
И лес с медведями.
И вот этот закат в бирюзовых тонах…
Я вздохнула и, прищурившись, смерила лист взглядом. Эх, где глубины моего таланта и бездна вдохновения?
– Не думай о технике. В конце концов, ты не выпускница художественного лицея, да и творческое осмысление никто не отменял…
Ага, творческое.
Осмысление.
Я тронула лист углем. Сделаем для начала набросок… вот только… я мстительно улыбнулась. Разве нам не повторяли, что понимание прекрасного у каждого индивидуально?
Мое будет очень глубоко индивидуально.
А с рефератом я Малкольма попрошу помочь. Правда, в последнее время он какой-то смурной, и надо бы над проклятием его подумать…
Лиловое тело.
Алые пятна.
Будто россыпь ягод, проросших сквозь плоть… синие нити… я ведь не то собиралась изобразить, хотя получилось очень похоже… и это сходство заставляет взглянуть на проблему иначе.
Возможно, если я возьму и соберу эти треклятые ягоды… нет, не ягоды, а огоньки… собрать их в ладони и…
– Оригинально, – Арина сбила с мысли, и я выругалась.
Вслух.
– Извини.
– Ничего, – я потерла переносицу. – Как Айзек?
Я ведь не только рисовать сюда пришла.
– Не слишком хорошо. К сожалению, ожоги затягиваются медленно, а он никогда не отличался терпением. Вынуждена признать, что характер у него испортился окончательно. Настаивает на расторжении помолвки, тем более что…
Есть пример. Брюнетик, сколь знаю, не одумался и не вернулся к моей несчастной сестрице.
– Рай не планирует жениться в ближайшем будущем, но… ему можно. Я предложила сочетаться браком. Я, да не только я… целители полагают, что Айзек вполне способен зачать здорового ребенка…
Новый лист.
Руки действуют сами, я слушаю блондинку и в то же время вижу, что именно должна изобразить. Ребенок – это луч света в сером шаре-животе… фигура женщины получается размытой, а вот огонек – ярким. И пожалуй, в их варианте это хороший выход.
Арина замолкает.
Мы обе молчим, но никакой неловкости не возникает.
– Я оставлю это себе? – спрашивает Арина, когда тишина становится слишком утомительной.
– Конечно…
– Твоя сила красива…
Сила?
Я не…
Не чувствую силы. Огоньки-капли не так просто собрать в ладони. Непослушные они, своевольные, но…
– Определенно… она другая… знаешь, я давно не рисовала… как-то не было желания особого. Да и смысл? Очередной натюрморт? А вот сила… почему-то никто и никогда не рисовал ее. Даже странно так… – она прикусила губу. – Напишешь Айзека?
Я кивнула.
И уточнила:
– Что твой дядюшка думает по поводу нашей… прогулки в парке? Или змея… он ведь рассчитывает, что…
– В последнее время он меня избегает. Хотя… тоже рекомендовал расторгнуть помолвку. Настоятельно.
Только его настояние ушло не туда.
А я… кажется, я вижу чуть больше, чем должна. Но об увиденном промолчу, поскольку дело это не мое. Как ни странно, Арина мне глубоко симпатична. Не лезет в душу. Не пытается притворяться, что полюбила меня с первого взгляда. И ненавистью не брызжет. И вообще держится будто бы в стороне.
Удобно.
– Ясно…
– Они рассчитывают на тебя, но… насколько я поняла, стабилизаторы уже почти не действуют… да и сам Айзек не слишком надеется… он как будто не в себе.
Голова.
Синяя голова и розовый мозг, как облако, застрявшее в черепе. Мозг получился очаровательного зефирного оттенка, такой легкий, воздушный…
– Он никого не желает слушать. И дядя запер бы его в лечебнице, но опасается, что сильный эмоциональный всплеск повредит ему сильнее, чем пребывание здесь.
Желтые брызги в лобной доле.
Вишенка гипоталамуса и…
– Позволишь? – я протянула руку. Все хорошее познается в сравнении. И в данном случае сравнивать есть смысл со здоровым образцом.
Ручка белая.
Легкая.
С кожей мягкой, с пальчиками точеными. Ноготки подпилены и… да, завидовать плохо, но иногда не завидовать не получается.
Я вздохнула и закрыла глаза.
Нервная система.
Мозг… у женщин он и вправду самую малость иной, с привкусом ванили, как бы жутко это ни звучало. А толком объяснить не выйдет, потому что сама плохо понимаю, что именно иначе.
Знаю вот, а…
Полушария.
И железа, и та самая структура, легчайшей паутинкой связывающая полушария. Ого… а концентрация нейронных связей здесь зашкаливает. И если в той же коре картинка похожа на ажурную сеть с пробегающими по ней искрами, то здесь это скорее сияющий монолит, в котором то тут, то там зарождаются вспышки света.
Красиво.
Охрененно красиво.
Завораживает.
И вот если оно так должно быть, то… шансов у Айзека немного. Я, конечно, постараюсь помочь, но… это как дать в руки кирпичи и ведро цемента, понадеявшись, что чудом к утру я возведу Тадж-Махал… ну или, на худой конец, Великую Китайскую стену…
Я вздохнула.
Нельзя думать о неудаче, здесь, сколь я успела заметить, мысли до отвращения материальны, а потому… я отпускаю руку и возвращаюсь к холсту.
– Что с Малкольмом? – этот вопрос безопасен.
Он не о любви, хотя и о смерти, потому как и она знает… да, точно знает, взгляд отвела. Вздохнула и, едва коснувшись кистью холста, произнесла:
– Его отец объявил о помолвке. Свадьба состоится через месяц.
А Малкольм, наш большой мальчик, опасается не сойтись характерами с мачехой? Или… нет, не в этом дело. Все практичней и… страшнее?
Да.
Бракованный сын умрет, но другая жена родит других детей. Правильных. Здоровых. Способных продолжить род. Долбаные правила…
