– И что не так? – Малкольм на кровать сел и, не иначе как в состоянии душевного помутнения, меня приобнял. А я что? Ничего. Вдвоем теплее. А у меня кофта промокла насквозь. И вообще, как-то в палате прохладненько, подзнабливает ощутимо.
– Все так, все верно, но… ты излишне прямолинеен. А еще несколько наивен. Романтичен…
Рыжий зубами заскрипел.
Ага, хочется к застарелым циникам с мертвой душой? Или зубы лишние?
– Скажи, дорогой, – санор Альгер не спускал с Малкольма взгляда. А глазенки водянистые, пустые, в такие смотреть, что в бездну плевать. – А смог бы ты вот ее, скажем так, использовать – испытывая искреннюю и глубокую симпатию, предложить своему приятелю?
– Что?
У рыжего уши покраснели.
И не только уши.
Вон, шея багряная, веснушки белыми пятнышками.
– Или вот, скажем, отпустить, зная, что сегодня ее, вероятнее всего, убьют, и вообще втянуть в игру, понимая, чем это чревато?
Малкольм сопел, но сдаваться не собирался.
Я же вздохнула и поинтересовалась:
– Живы?
– Живы, – ответил санор Альгер. – Вот только ничего не помнят… последний месяц стерт начисто, и полагаю, не вашими стараниями?
Я кивнула.
Моими или нет, но держаться буду озвученной версии. Так оно безопасней.
– А главное, никто не понимает, как оно так произошло, – санор Альгер прикрыл глаза. – Их вела дюжина сотрудников, самых лучших, самых проверенных. И вся эта дюжина клянется, что не спускала глаз с девчонки. И понятия не имеют, как она оказалась на крыше. И уж тем более как на этой крыше оказался Рай.
Это да… мне тоже хотелось бы понять.
В лаборатории пахло лабораторией.
Пожалуй, Варнелии нравилась эта характерная смесь ароматов: горячего железа, живого огня и трав. Тихо булькал металлизированный раствор, время от времени выдувая на поверхности своей разноцветные пузыри. Они лопались со стеклянным звоном, на который отзывались колокольчики из горного хрусталя. Звук получался долгим, чистым.
Варнелия смахнула пыль с полки.
Большая часть инструментов здесь была слишком чувствительна, чтобы использовать бытовые заклятия, а вручную пыль убиралась долго. И появлялась моментально. Пушистая, она скатывалась в плотные шарики по углам полок, растекалась тончайшим налетом на склянках и колбах, затягивала паутиной огромную тушу древнего катализатора. Накопители его, сделанные из искусственных алмазов, давно уже потускнели, и, по-хорошему, катализатор давно следовало списать, но…
Лаборатория жила своей жизнью. И в обычное время Варнелия заглядывала сюда не слишком часто.
Она дождалась, пока опадут пузыри, а жидкость в анализаторе приобретет насыщенно-оранжевый оттенок, и отвернула клапан. Пар выходил со свистом, и хрустальные колокольцы возмущенно задребезжали. Конечно, экая наглость, однако…
Пара капель крови.
И закрыть крышку. Отодвинуться. Развернуть панель управления. Пальцы на мгновенье застыли над россыпью камней…
Материала достаточно, и, если даже она задаст неверную программу, ничего страшного не произойдет. Запустить новый цикл несложно, но…
Время.
Время уходило, а Варнелия терпеть не могла ощущение беспомощности.
– Вот ты где. – Тедди протиснулся в щель.
Пружина здесь была тугой, и дверь открывалась с трудом, а уж если руки заняты… Варнелия вспомнила, как еще студенткой мечтала, что станет однажды хозяйкой в этой клинике и первым делом прикажет пружину заменить.
Стала.
А про пружину забыла.
– И опять не спала? – он поставил знакомую коробку на столик, подвинув выводок толстых колб. Одну даже поймал, не позволив упасть.
– Аккуратней…
И все-таки прямой анализ или более сложный, но в то же время точный, по Гервельтцу? Придется потратить лунное серебро, а его и так не хватает, но… корона возместит.
Ради этого дела корона пойдет на все.
По Гервельтцу, с одной стороны, точнее и палитра шире, но…
Что-то мешало запустить процесс.
– Сомневаешься? – Тедди устроился в старом кресле, которое, сколько она себя помнила, стояло в углу.
– Не знаю… просто… рука не ложится.
– Тогда не ложи.
Как у него все просто… анализ займет двенадцать часов, а повторный – еще двадцать. И кто знает, что произойдет за это время?
– Слушай себя, – вытащил из коробки куриное крылышко.
Есть в лаборатории запрещалось строго-настрого. Но… должно же быть хоть какое-то удовольствие в том, что ты главный?
И Варнелия, вздохнув, запустила процесс.
В конце концов, у Конторы есть своя лаборатория и свои аналитики. И анализатор, надо полагать, не один. Пусть сами и думают, а она в этом деле вообще боком.
Ее даже о помощи не просили.
И более того, вряд ли обрадуются, если она влезет.
Она запоздало нажала кнопку и, открыв три кювеза, добавила по капле вытяжки белокоренника. Старый фокус, который показал еще учитель и… наверняка в Конторе есть куда более эффективные методы, но она…
– Ты, к слову, не пришла… я ведь со жрецом договорился…
Раствор в колбе медленно менял цвет. Кровь окрашивала его в бледно-голубой, который после сменится лиловым… оранжевым… Медленный нагрев. Расщепление. Базовые потоки для сличения… все было привычно.
Правильно.
И в то же время странно.
– Прости.
– Простил, – Витгольц поймал ее и притянул к себе. – Забыла, да?
– Проспала.
Слабое оправдание собственной глупости. Другой бы обиделся…
Ее прошлый жених умел обижаться по пустякам, он превратил это свое умение в искусство, которое оттачивал по любому поводу.
И не потому ли они расстались?
Или просто она всегда знала, что там, в высшем свете, таком сияющем и утомительном, ей не выжить? А в лаборатории вот тихо. Спокойно. И Витгольц перелистывает журнал… хмыкает…
А ведь верно, если и варить что, то здесь…
Лаборатория занимает пять помещений, которые к тому же изолированы друг от друга. И кто-то, конечно, почти постоянно есть, даже ночью дежурят. Варнелии пришлось отправить такого вот дежурного домой властью данной…
Она закрыла глаза.
Дребезжали колокольчики, но пока глухо, без должного вдохновения. Процесс лишь начался. Пока жидкость перемешается, пока дойдет до нужной степени нагрева, пока…
Легчайшая фракция отделится первой, этак, часа через три…
