Своей смертью он зажег огонь для последней борьбы моего деда – с ВИЧ и СПИДом, и меня утешает мысль о том, что во всех спасенных с того момента жизнях и облегченных страданиях есть заслуга и моего отца. Весь свой президентский срок Мадиба активно участвовал в деятельности, связанной с просвещением по вопросу СПИДа/ВИЧ и сбором средств на лечение, – он не мог видеть, как страдают молодые люди и особенно маленькие дети. Однако основные силы правительства в то время были направлены на переход от колониального режима к демократии, на объединение разобщенных людей в единый народ. Теперь же он был волен выбирать, как потратить имеющееся у него время и остатки сил.
Спустя неделю после похорон в Куну Старик созвал еще одну пресс-конференцию. В уголках его глаз по-прежнему видна была скорбь, и все же он пытался шутить с собравшимися журналистами:
– Этим утром я хочу обратиться не с заявлением, а с призывом. Через несколько недель мне исполнится восемьдесят шесть – я прожил дольше, чем отмерено большинству людей… Уверен, что никто из собравшихся здесь не упрекнет меня в эгоизме, если я попрошу позволения провести оставшееся время, пока я еще в добром здравии, с моей семьей, друзьями и немного наедине с собой.
Журналисты неуверенно засмеялись – так, будто не понимали, к чему он клонит.
– Когда пару месяцев назад я сказал одному из своих советников, что собираюсь на пенсию, он закричал: «Дурак! Ты и так на пенсии!» Так что, если так можно выразиться, я собираюсь уйти в отставку с пенсии.
11
AKUKHO RHAMNCWA ELINGAGQUMIYO EMNGXUMENI WALO
«Нет зверя, который не ревет в своем логове»
Вскоре после ухода Мадибы с поста президента к нему и Грасе приехали Ричард Брэнсон и Питер Гэбриэл. Они хотели, опираясь на накопленный опыт и мудрость, организовать небольшое общество людей, которое оказывало бы содействие в разрешении конфликтов и решении проблем, таких как перемена климата и глобальная пандемия СПИДа. Они уговаривали Старика несколько лет.
– Не знаю, нужно ли остальному миру сборище ретроградов, – таким был его первоначальный ответ.
На это они возразили, что, несмотря на общую тенденцию потери доверия к организациям и правительствам, отдельные личности все-таки сохраняют моральный авторитет в глазах общественности. Когда такие люди что-то говорят, народ прислушивается к ним. Когда они что-то делают – народ верит, что они действуют не в политических целях, а во имя всеобщего блага.
18 июля 2007 года в Йоханнесбурге на церемонии официального запуска проекта «Старейшины» мой дед (которому в тот день исполнилось восемьдесят девять лет) сказал:
– Давайте называть их Старейшинами мира – не из-за их возраста, а из-за их индивидуальной и коллективной мудрости. Сила этой группы не в политической, экономической или военной власти, но в независимости и честности тех, кто здесь присутствует. Им не нужно строить карьеру, побеждать на выборах, угождать электорату. Они могут говорить всё что угодно, идти теми путями, которые они считают правильными, даже если никто не следует за ними.
В изначальный состав Старейшин входили мужчины и женщины самых разных рас и вероисповеданий, в том числе архиепископ Десмонд Туту, экс-президент США Джимми Картер, экс-президент Ирландии Мэри Робинсон и Кофи Аннан.
– Основываясь на своем опыте и благодаря моральной смелости и способности быть выше национальных, расовых и религиозных ограничений, – сказал Мадиба, – они могут помочь сделать жизнь на планете более мирной, здоровой и справедливой.
В своем выступлении Мадиба призвал Старейшин и всех, кто собрался в зале, «излучать храбрость, когда вокруг царит страх, склонять к согласию, когда бушуют конфликты, и вселять надежду, когда все погрузились в отчаяние».
Мне эта идея казалась потрясающей. Я был по уши в учебе, заканчивал факультет политологии и международных отношений и уже имел собственный взгляд на вопросы прав человека и истории. Из того, что я уже знал, я сделал вывод, что проблемы следующего поколения будут совсем не такими, с какими пришлось столкнуться нашим отцам и дедам.
Я спросил своего Старика:
– Что нужно, с практической точки зрения, чтобы провести все эти масштабные реформы? Ведь без реальной политической силы они представляют собой всего лишь некое подобие совета. Или Старейшины и в самом деле в силах осуществить конкретные действия?
– Мои глубокоуважаемые друзья имеют многолетний опыт в своей области, – ответил он. – Я уверен, что, если в дело вступит Туту, они будут добиваться того, чтобы следовать философии убунту.
Старик пояснил, что убунту – это «глубокое убеждение африканцев в том, что только человечное отношение к другим существам по-настоящему делает нас людьми». Возможно, кому-то покажется, что именно эта идея должна лежать в основе любой политики (ведь само слово «политика» происходит от греческого politikos – «гражданство»), но иногда объединить два этих концепта нелегко даже такому человеку, как Нельсон Мандела. Как бы то ни было, за годы, последующие за смертью моего отца, деятельность деда значительно сместилась в сторону социальной и культурной сфер. Он проявлял живой интерес к тому, чем дышит сегодняшняя молодежь, ему нравилось подолгу беседовать со мной и другими своими старшими внуками, к тому же теперь он не был так педантичен, как во времена моего детства.
Как и прежде, он придерживался протокола, но я помню, как однажды, когда мы вместе с ним и Грасой были на торжественном приеме, устроенном королевской семьей в Европе, я был потрясен, когда к нам за столик подсели двое мужчин с сигаретами. Они сидели совсем рядом с дедом и курили одну за другой весь вечер. Раньше он ни за что не потерпел бы такого, а теперь беззаботно болтал с ними, а они тем временем скурили каждый по паре пачек.
САМА МЫСЛЬ ОБ ЭТОМ БЫЛА МНЕ НЕНАВИСТНА, НО ПРО СЕБЯ Я ВЫНУЖДЕН БЫЛ ПРИЗНАТЬ: ТЕПЕРЬ ОН ПОСТАРЕЛ ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
На последнем курсе университета я старался как можно больше времени проводить дома. Я беспокоился за Старика, мне хотелось заботиться о нем, и меня тревожило то, сколько энергии требуют его постоянные поездки и участие во всевозможных мероприятиях. Я ездил вместе с ним, когда это было возможно, но почти все свое время посвящал учебе – ведь именно этого он хотел. Утешала мысль о том, что Граса всегда была рядом с ним. С годами я все лучше понимал специфику скотоводства и работы некоммерческих организаций и стал мало-помалу делать собственные выводы о них, и пусть мы не всегда приходили к согласию, но Старик неизменно интересовался моим мнением.
Однажды мы говорили о ком-то из его партнеров, и я сказал, что этот человек ассоциируется у меня со змеей.
– Со змеей? – удивился он. – Но ведь ты знаешь, мы дружим уже много лет и никогда не ссорились. Ни единого раза!
– И все же что-то тут не так, – сказал я. – Не бывает так, чтобы двое людей были согласны абсолютно во всем, дедушка. Это значит, что кто-то из них не до конца искренен, и я знаю, что это не ты.
