Он обдумал мои слова и кивнул:
– Верно. Если что и объединяет Сисулу и Катраду, так это то, что они никогда не стеснялись говорить мне, что я не прав. И именно это лежало в основе нашей дружбы. Я очень ценю это качество в людях. Настоящий друг – это зеркало, в котором ты видишь свое точное отражение.
Я был благодарен Старику за то, что он стал для меня таким зеркалом, и для меня было очень важно знать, что он снова мне доверяет. Это доверие с годами только крепло, но я никогда не принимал его как само собой разумеющееся. Однажды, в последний год его жизни, матушка Ксоли позвала меня на кухню и сказала:
– Ндаба, поднимись к дедушке в комнату.
Она рассказала, что видела, как чуть раньше туда прошли Граса с врачом и тот самый друг, которого я назвал змеей.
– У меня дурное предчувствие, – прибавила матушка Ксоли.
Ее беспокойство передалось и мне. К тому времени здоровье деда стало очень хрупким. Они с Грасой спали в разных комнатах, но с ним постоянно была сиделка, а чаще – две. Когда же я поднялся, сиделки не было. Дед лежал в постели, и все трое склонились над ним. В руке у него была ручка, а перед ним – листок бумаги.
– Yintoni le? («Что это такое?») – спросил я на языке коса.
– Ндаба, твой дедушка уже очень старый, – ответила Граса, – и банки начинают сомневаться в подлинности его подписи на чеках.
Она пустилась в долгие объяснения: мол, руки не слушаются его, и подпись получается не такой четкой, как должна бы, из-за чего при оплате счетов и покупок возникают проблемы. Наконец, она пояснила, что он подписывал доверенность, давая доступ к своим банковским счетам своей любящей жене и двум близким друзьям. Но кто подверг бы его подпись сомнению?
Граса меж тем сунула ручку ему в руку и сказала:
– Ну вот, Мадиба, мы объяснили Ндабе, теперь можешь подписывать.
Старик посмотрел на меня, и я сказал:
– Unga linge ubhale lo-phepha («Не подписывай эту бумагу»).
Мне было не по себе от того, что в доверенности не фигурировал никто из родственников.
– Почему вы говорите не по-английски? – спросил его старый друг.
– Он мой дедушка, – ответил я. – Почему я не могу говорить с ним на нашем языке?
– Что ты сказал?
– Это касается только меня и его.
Какое-то время они препирались – «друг» просил его поставить подпись и все спрашивал, что я ему сказал, но, в конце концов, Старик отказался подписывать, и они, расстроенные, ушли. Я позвонил тете Маки и спросил, что она обо всем этом думает. Она велела мне принести ей эту бумагу – так я и сделал. На другой день Граса сама позвонила тете Маки и сказала, что у нее есть другая версия, в которую включены дочери Мадибы.
– Для большей прозрачности, – пояснила она, и этот ответ удовлетворил тетю Маки. Но после этого случая я понял, что должен неотлучно находиться рядом с дедом. Не стану бросаться обвинениями и утверждать, что они затевали какое-то гнусное дело, но я сделал однозначный вывод: доверие – шатко, но семья – крепка. В конце своей жизни, в тот момент, когда Старик стал чрезвычайно уязвим, он знал, что я всегда прикрою его спину – точно так же, как он всегда прикрывал мою.
В декабре 2008 года я сдал выпускные экзамены, результаты пришли в январе. Когда я показал их Старику, он остался доволен, и мне было приятно. Он широко улыбнулся и «дал пять».
– Отучился! – заключил он.
– Церемония вручения будет в апреле, – сказал я. – Придешь?
– Конечно! Как же не прийти? Поговори с охраной, организуй все.
К назначенному дню я все организовал и подготовил. Забрал свою мантию, примерил: подходит ли? Да! Отлично. Все было просто замечательно.
В день вручения я первым выскочил из машины и отправился туда, где сидели остальные выпускники. Я забронировал места для деда, Грасы и Мандлы, но Старик отказался занимать целый ряд – не хотел лишать мест остальных родителей.
Наконец, все расселись по местам. Из соображений безопасности Мадиба вошел последним, и зал взорвался ликованием. Все встали и радостно приветствовали его.
– Мандела здесь! Мадиба, Мадиба! – самозабвенно кричали люди.
Началась церемония. Я ждал, пока назовут мое имя. Готовясь к этому дню, я тщательно продумал свое выступление. Я решил выбрать символ АНК – знак Черной Силы, Черного Единства.
Когда-то давным-давно Мадиба, воздев вверх сжатый кулак, прокричал «Amandla!» («Сила!»), а народ ответил ему «Ngawethu!» («Она – наша!»). Вот что я хотел сделать.
Услышав свое имя, я поперхнулся. Не знаю, что произошло – всего минуту назад я был готов, а когда произнесли мое имя, застыл. Эта доля секунды показалась мне вечностью. Я ОГЛЯДЕЛ ТОЛПУ И УВИДЕЛ СВОЕГО ДЕДА. ЕГО ЛИЦО ВЫРАЖАЛО АБСОЛЮТНУЮ ГОРДОСТЬ И СЧАСТЬЕ, ЕГО ОЗАРЯЛА УЛЫБКА. В тот момент я почти физически ощутил, как по спине бегут мурашки от нахлынувших воспоминаний – вся жизнь пронеслась перед глазами, от струй слезоточивого газа («пах! пах!») до душной ибомы. Я улыбнулся в ответ Старику и сделал первое движение, как будто говоря ему «спасибо». Потом прошел через всю сцену – как человек, получивший высшее образование, – и взял символ будущего, за которое столько боролся и страдал мой дед.
После этого я вышел к Мадибе и Грасе, которые ждали меня снаружи, не спеша: я всегда стараюсь избегать камер. Никто не знал, что Мадиба приедет, но несколько особенно ушлых журналистов были уверены в том, что он будет. Охрана держала их на разумном расстоянии, но многие студенты и их родственники хотели получить автограф Мадибы и сфотографироваться с ним.
– Рад познакомиться, – приветствовал он их, когда они подходили. – Я – Нельсон Мандела.
– Думаешь, обязательно каждый раз представляться? – спросил я с улыбкой, когда мы шли к машине.
– Раз на раз не приходится, – ответил он. – Однажды на Карибских островах мимо меня прошел какой-то мужчина со своей женой. Мужчина сказал: «Дорогая, смотри, это же мистер Мандела! Мистер Мандела!» «Чем же вы знамениты?» – спросила она меня. А я не знал, что ей на это ответить.
Я засмеялся, и он сжал мое плечо.
– Молодец, Ндаба.
– Спасибо, дедушка.
– Ты, должно быть, очень гордишься собой.
Я подумал и решил, что так и есть. Я достиг цели, которая была так важна для него, но в конечном счете я сделал это для самого себя, и, конечно, именно такого будущего он желал мне с самого начала.
– Чем ты теперь планируешь заняться? – спросил он.
– Найти работу.
– Отлично, – ответил Старик. – Но сначала давай пообедаем.
* * *
Давным-давно росло волшебное дерево, такое высокое, что тень от его ветвей укрывала целую деревню. Солнце не проникало сквозь них, урожай не рос, и людям было холодно и голодно. Вождь велел, чтобы самый высокий и сильный мужчина племени срубил дерево. Но птица, которая жила на самой его макушке, запела:
