– Капитуляцию? Но ведь новое оружие…
– Да, да! – рявкнул Нага. – Новое оружие! Вы уничтожили Тяньцзин, вы уничтожили Батмунх-Цаку, вы и меня почти уничтожили!
У Тома было такое чувство, словно он долго шел по незнакомой территории и вдруг оказалось, что карту, с которой сверялся, он держит вверх ногами. Как в дурном сне. Если не Нага контролирует ОДИНа, то кто? Города? Но те пожары прошлой ночью на западе… Разве грозовики не видели, как они горят? Или новости сюда еще не дошли?
Том зажмурился и вдохнул поглубже. Он ничего не понимал, но все же мог выполнить то, ради чего проделал весь этот путь.
– Я не имею никакого отношения к «Гезельшафту», – сказал он. – Я прилетел из Лондона.
– Из Лондона?
– Я хотел просить… умолять вас. Выжившие в Лондоне… я знаю, вам о них известно… они кое-что строят. Давно, много лет уже… Это новый город, он летает по воздуху. Он не повредит землю и не имеет желания поедать ваши неподвижные города. Я хочу вам сказать, что они… мы… ничего не имеем против Зеленой Грозы. Если бы вы согласились отозвать своих птиц и позволили нам уйти с миром…
Нага нахмурился.
– Летающий город?
– Это называется – на магнитной подвеске, – объяснил Том. – Он как бы парит в воздухе…
Том взмахнул руками, стараясь показать наглядно, и вдруг вспомнил, что говорила Лавиния Чилдермас.
– Это, по сути, и не город вовсе, просто очень большой, низко летающий дирижабль… Там моя дочь…
Нага повернулся к своим офицерам и отрывисто пролаял несколько слов на шаньгойском наречии. Том почти ничего не разобрал, но отлично понял интонацию. Генерал спрашивал: «Этот человек не в своем уме? Почему я должен тратить на него время?»
И, не глядя больше на Тома, он вышел из камеры. Стража последовала за ним.
– Я прошу вас! – крикнул Том. – Ваша жена может за меня поручиться! Она здесь? А ее спутники?
Том вдруг сообразил, что если Тяньцзин уничтожен, Эстер могла погибнуть вместе с ним.
– Прошу вас! Я друг Тео Нгони и Эстер…
– Моя жена? – Нага обернулся, гневно сверкая глазами. – Она возвращается домой. Я обязательно скажу ей о тебе, когда она будет здесь.
Но в его устах это прозвучало не обещанием, а угрозой.
Дверь захлопнулась. Том снова остался один.
За дверью Нага остановился и задумался. Его люди сбились тесной группой, со страхом поглядывая на окутанные туманом вершины Батмунх-Гомпы. Он знал, чего они боятся. Трудно представить, чтобы после Тяньцзина варвары не обратили свое дьявольское оружие на Щит-Стену, ведь это откроет им дорогу к горным царствам. Но когда, собрав немногие уцелевшие после катастрофы в Тяньцзине дирижабли, Нага добрался сюда на рассвете, крепость оказалась нетронутой, хотя население и половина гарнизона уже сбежали в горы. Чего ждут горожане? Донесения, где говорилось о гибели движущихся городов этой ночью, Нага не принимал в расчет. Явная ошибка или просто ложь, выдумка врага, чтобы еще усилить растерянность Зеленой Грозы.
И что означает появление этого безумца Нэтсуорти со старым дирижаблем Цветка Ветра?
– Лондон, – пробормотал Нага. – Несчастный Дзю что-то говорил о Лондоне.
Один из офицеров, капитан из гарнизона Батмунх-Гомпы, лихо козырнув, сказал:
– Ваше превосходительство, мы наблюдали через птиц-шпионов усиление активности среди тамошних поселенцев.
– У вас есть записи?
– Есть документы в отделе разведки на проспекте Тысячи Лестниц.
– Бегом туда и принесите их!
Капитан отсалютовал и убежал, серый от страха, явно ожидая, что небо вот-вот обрушится на Батмунх-Гомпу. Нага проводил его взглядом. С грустью подумал об Эноне, сейчас же задавил эти мысли и пробормотал себе под нос:
– Лондон…
Он вспомнил ночь после того, как умерла Цветок Ветра. Он стоял на вершине Щит-Стены, снизу от ангаров поднимался дым сгоревшего северного воздушного флота, а вдали мерцал огнями Лондон. Кажется, все неприятности в мире начинаются с Лондона.
Глава 42
Погребальный барабан
В тот же день, после полудня, когда туман поредел и над развалинами проглянуло солнце, лондонцы хоронили своего лорд-мэра. Восемь человек из чрезвычайного комитета с непокрытой головой и траурной повязкой на рукаве несли завернутое в саван тело старого историка по извилистой, почти нехоженой тропе между мусорными холмами, а за ними шел весь Лондон. Эпоксидный Грунт размеренно и торжественно бил в барабан – жестянку из-под машинного масла. Бум-м, бум-м, бум-м – разносилось эхо, далеко за пределы развалин, по равнине до самого неба, где все еще кружили несколько птиц-Сталкеров, и за ними неустанно наблюдали дозорные с заряженными электрическими ружьями в руках.
Чадли Помроя положили на покой в долине Патни
[37] – поросшем мхом участке между завалами металлолома, где густо росли деревья, укрывая тенью могилы всех лондонцев, умерших со времени МЕДУЗЫ. Сверху насыпали землю и установили металлическую табличку с вырезанным на ней символом Гильдии историков – оком, обращенным в прошлое. Лавиния Чилдермас прочитала молитву Квирку, прося создателя Лондона встретить старика и принять его душу в Стране, не ведающей солнца (сама Лавиния, будучи инженером, не верила ни в богов, ни в загробную жизнь, но она была Помрою не только заместителем, но и другом и понимала, что ритуал необходим). Затем вперед вышла Клития Поттс и тонким, дрожащим голоском запела гимн богине Клио.
– Он должен был своей рукой вывести Новый Лондон из развалин! – сказал Лен Пибоди, сердясь на несправедливость бытия.
– Так! – сказал мистер Гарамонд. – Теперь пора избрать нового лорд-мэра.
– Лавиния будет новым мэром, – сказала Клития Поттс. – Этого хотел мистер Помрой.
– Мистер Помрой скончался, – ответил Гарамонд. – Решать будет чрезвычайный комитет. А потом обсудим, что делать с арестованными.
Рен не разрешили пойти на похороны. Другие лондонцы просили за нее, но Гарамонд с распухшим носом цвета баклажана уперся на своем: Рен и Тео – крайне опасные агенты Зеленой Грозы и должны сидеть под замком. И вот их посадили в две старые клетки, давным-давно найденные среди обломков. Когда-то в них держали диких зверей в зоологическом саду в Круговом парке, а теперь они стояли в темном сыром углу Крауч-Энда, чтобы запирать в них чужаков, убийц и безумцев, которые, по мнению Гарамонда, могли бы угрожать безопасности Лондона. Клетки ни разу еще не использовались, и Гарамонд с огромным самодовольством смотрел, как его подчиненные, смущаясь, затолкали туда Рен и Тео, закрыли за ними решетчатые дверцы и навесили огромные висячие замки.
Сидя в темноте на матрасе – единственном предмете обстановки в клетке, – Рен помолилась за Чадли Помроя, пока барабанный бой скорбным эхом звучал среди развалин, подобно ударам сердца.
