— Да. Но почти сразу понял, что она не анарэ, слишком странно себя вела. Подумал, девчонка развлекается. Даже нужное ей зелье сделал.
— Это какое?
— «Поцелуй смерти».
Я не мог не сказать. Отец все равно узнает. Да и лгать ему… клятва верности не позволит. Либо молчу, либо говорю правду.
— Что?
Молния, которая отозвалась на гнев отца, расколола что-то во дворце, вдали послышался визг слуг. Но они точно защищены и не пострадали от вспышки силы своего же правителя, так всегда было, сколько себя помню.
— Она не сможет его использовать, если затеяла темное дело, ты же знаешь.
— И поэтому, основываясь на подобных предположениях, ты забрался в мой кабинет и сотворил запрещенное зелье?
Теперь сила отца била жестко, болезненно, вытягивая из меня остатки самообладания.
— Отец, клянусь, я просто хотел развлечься и проверить, действительно ли та встреча с избранницей была!
Как же, силы тьмы, трудно признаваться в собственной трусости! Да лучше бы я сотни раз умер!
— И тут эта девчонка… А хватило всего одного поцелуя! И если бы…
— А о своем народе ты подумал? — рявкнул отец так, что в кабинете выбило стекла, а холодный северный ветер, который откликнулся на зов отца, разнес документы по комнате.
Я молчал. Снова накатил стыд. Не думал. Ни о чем тогда не думал. Особенно после того, как осознал, что Лар не присылал Яну и она понятия не имеет, кто я. Забавно же! А когда потянуло к девчонке — отозвалась сила, инстинкты, сердце, — не поверил собственным ощущениям.
— Сын!
— Я собирался с ней поплавать, — сказал совсем тихо, поднимая глаза на отца.
— Поплавать, значит.
— Да.
— И стало быть, кровь в воде вы не смешивали? И линары просто так расцвели? — прорычал он.
Хотел бы я опустить голову и не видеть молний в его глазах, но не мог. За все нужно платить, а за глупость — вдвойне.
— Яна случайно поранилась, а потом я рассек ладонь, чтобы в зелье добавить кровь. И…
— И? — Голос отца был подозрительно тих.
Как ему объяснить, что, когда я увидел Яну в воде, у меня в глазах потемнело? Она была такой хрупкой, доверчивой, сладкой… Да я почти не соображал от пламени, которое билось внутри, грозя вырваться и смести все на свете. Какие слова подобрать, раскрывая чувства, что испытал к незнакомой девчонке, непонятно как очутившейся в королевском заповедном саду и утайкой наблюдавшей за моей тренировкой? Ведь я оказался готов ради нее отказаться от той, что подарили боги! Мне уже она была не нужна, только Яна… И кто же знал, как все обернется! Что эта девчонка, едва не лишившая меня рассудка, окажется моей парой?
Проклятие тьмы! Ненавижу! Жар, что пылает в крови, свою сущность, отсутствие выбора. Я теперь как зверь в клетке! Твою ж… драконья бездна!
И никто, кроме меня, в произошедшем не виноват. Все должно было пойти не так.
— Наказывай, — тихо сказал я, покорно склоняя голову.
Я заслужил это, знаю. И быть может, боль от сделанной глупости станет глуше, свернется клубком на дне сердца.
Сила отца неожиданно меня отпустила. Он сел на чудом выживший в погроме стул, задумчиво посмотрел в мои глаза.
— Сдается, ты сам себя наказал, сын. Ты хоть понял, что она не человек?
Я нахмурился.
— Отец?
Тот вдруг усмехнулся:
— С этим будешь сам разбираться.
Да о чем он?
— И как ее искать…
Никак. Это понимали мы оба. Наш народ заперт собственной магией. И не снять эту защиту, не уничтожить, не обойти, пока боги не смилуются.
— Если бы вы не прошли обряд, у тебя был бы год, а так… пока эта проклятая линара вновь не зацветет.
— Ты о чем?
Я не понимал происходящего. Ну нашел я пару… Если полюбим друг друга, есть шанс, что наш народ станет свободен, если нет… Яна все равно будет моей. Инстинкты и желания сильнее условностей.
Но от этой мысли… что силой, когда она не хочет… внутри стало гадко и мерзко. Я ведь никогда так не поступал с женщиной, не обрекал на подобный исход. Но ведь ни одна из них не была избранной.
Темные силы! Что со всем этим делать?
— Отец, что за срок? Откуда он взялся?
— После войны боги изменили условия для создания пары.
Я глупо моргнул, так как впервые об этом слышал.
— Когда встречаешь избранницу, дается год, чтобы добиться ее взаимности.
— То есть…
Вопрос замер на губах, я не решился спросить, сколько у меня времени, а отец — ответить.
Мы встретились с ним взглядом, и холодным ледяным пламенем по позвоночнику прошлась правда. Отец молчал, но я знал, о чем он не решился сказать вслух. И только сейчас осознал последствия своего поступка. Но я унял панику, глубоко вдохнул. До цветения линары еще есть время. Я справлюсь.
— Я давно собирался с тобой поговорить об ийриях и последствиях войны для нас, но не было подходящего случая. Теперь… неподходящий нашелся. Моя вина. Не уберег, не рассказал. Все надеялся, тебя минует подобная участь.
Отец выглядел уставшим и измученным.
— Прости, сын. Садись и слушай.
Он что… Я ослышался? Впервые слышу от отца «прости». Да еще в ситуации, где виноват я.
— Садись и слушай.
Голос отца звучал ровно, когда он рассказывал об ийриях и обряде, который соединил меня с моей парой. Пусть чисто случайно, нелепо, но… я не жалел. Не мог.
Ийрия. Девчонка, чей голос я слышал тогда в степи и не узнал. Не узнал и не понял, кто она, даже когда Яна стонала в мои губы, а кровь отзывалась и кипела.
Мое пламя… Нет, не пламя. Огонек.
— …через несколько дней связь окрепнет, если твоя ийрия от нее не откажется.
Я стиснул зубы.
— К счастью, этого не случится. Она не знает, во что ввязалась. И на твоем месте…
Зацелую. Разрисую ласками все ее тело.
— …обряд всегда срабатывает по-разному.
Значит, есть шанс, что кто-то из нас будет друг к другу перемещаться. Сначала — редко, а потом, когда связь станет сильнее… Но на это нужно время. Придется снова делать невозможное — просить у отца один из двух древних артефактов. Иначе Яна сможет перемещаться только тогда, когда ей станет грозить опасность. А мне из Раганрата совсем не вырваться… Разве что… когда связь окрепнет и мы станем ближе.
Отец вдруг поднялся, а я очнулся от своих мыслей.
— Реши для себя сразу, сын. На что ты ради избранницы готов, если даже Яна не ответит на твои чувства.
