Мысли ничуть не мешали мне делать свое дело - подбираться поближе к этой парочке. Неслышно, незаметно, стремясь подобраться почти вплотную... Все же куда лучше бить ножом, а не метать его. Меньше шансов на то, что жертва успеет вскрикнуть. Ну да тут уж как бог пошлет.
Попавшийся под ноги камешек... Ай как плохо! Неужто придется упражняться в метании? Нет, пронесло. Даже голову в сторону источника звука никто не повернул.
Двинулись вперед, в недолгий путь до дверей подъезда: сначала Анохин, а за ним, изображая верный хвостик, водитель с чемоданчиком в руке. Все же сумел изобразить полезность, стервец. Удачное расположение. Ну, понеслась! Три, два, один...
Бросок вперед. Правая, вооруженная ножом рука вонзает стальное жало под лопатку жертве, ну а левая тем временем зажимает ей рот. Нечего тебе звуки издавать, не к месту это. Теперь выпустить рукоятку клинка, ни в коем разе его не выдергивать. Кровь, она такая, может брызнуть так, что неслабо в ней уделаешься. Лучше уж так, благо нож не есть великая ценность. Так, обычная финка, каких у местных урок по рукам много ходит. Да и отпечатков пальцев на ней нет, не зря ж я в тонких кожаных перчатках щеголяю.
Медленно, слишком медленно Анохин разворачивается. Он еще ничего не понимает, просто хочет полюбопытствовать, что ж это такое у него за спиной происходит? Наверно подумал, что водитель его споткнулся или там доверенный чемоданчик выронил. Поздно думать, думать надо было раньше, многие годы тому назад. Сейчас все твои мысли уже ни на что не повлияют.
Безжизненное тело водителя мягко оседает, я же вбиваю кулак в 'солнышко' Анохина. И эффективно, и ни писка издать не может. Лишь рот открывается, словно у вынутой из воды рыбы, да в глазах даже не страх, а глубокое непонимание происходящего. Ничего, потом поймешь... А пока сонную артерию ему прижать, чтобы на несколько минут сознание потерял. И решить, что делать дальше, точнее, не пора ли быстро сматываться, использовав для бегства тот самый автомобиль.
Заметили или нет? На улице, как уже было подмечено, никого. Бдительные наблюдатели из числа полуночников? Вроде тоже нет. Иначе был бы шум, зажглись бы другие окна, были бы видны тени в уже освещенных, их движения... Но на всякий случай чуток выждем. Но не просто так, а занимаясь важным делом - переносом в 'форд' одного живого и одного мертвого тела. Живое, с ножом под лопаткой, под заднее сиденье и прикрыть брезентом. Живое и нужное для разговора по душам - озадачить кляпом.
Все? Пожалуй. Теперь только ждать. Чего именно? Не проявятся ли признаки шума и, разумеется, прихода в себя товарища Анохина.
Тишина. Лишь обычные ночные звуки, естественные и не несущие угрозы. Значит, можно приступать к передислокации аккурат в квартиру моего пленника. Сейчас там пусто, поскольку его жена с двумя дитятками уехала на морской курорт. Куда именно - меня совсем не интересует. Не помешает разговору и ладно.
- Просыпайся, спящий красавец, - заодно со словами выделяю Анохину пару увесистых оплеух. Неплохое средство для приведения в сознание. - Или тебя лучше ножиком в задницу уколоть для ускорения дела?
О, заморгал! Глаза совсем выпучились, лицо покраснело, напомнив о вареных раках, глухое и явно протестующее мычание раздается. Нет, такой вариант мне категорически не нравится. Скромнее надо быть, 'товарищ', в твоем то плачевном положении. Достаю другой нож, еще не использованный, и аккуратно так подвожу кончик клинка прямо к левому глазу пленника.
- Будешь вести себя тихо или сделать из тебя лихо одноглазое?
- М-му! - протестующе так и даже угрожающе. - Мг-м-м!
- Очень выразительно и эмоционально сказано, - охотно соглашаюсь я. - Убедил, до одноглазости тебе еще далеко. Начнем, пожалуй, вот с этого.
Несильный укол острием ножа в бедро. Вреда мало, зато больно и показывает то, что это лишь начало. Новый невнятный звук, но уже куда менее агрессивный. Скорее уж в нем прослеживается обещание 'быть паинькой и больше не нервировать злого человека с острым ножиком'. Однако лучше заранее кое-что прояснить:
- Сейчас я выну кляп, и мы с тобой тихо, спокойно и без глупостей пойдем в твою квартиру. Попробуешь дернуться или закричать - вспорю твое жирное брюхо и будешь умирать долго и мучительно. Я внятен?
- М-м-гу!
И головой кивает для убедительности. Но главное не кивки и не попытки промычать нечто утвердительное. Основное - плещущийся в глазах страх. Вот ему, в отличие от всего прочего, я верю. Поэтому одним движением вынимаю кляп изо рта Анохина и тихо говорю:
- Вперед, партийный. И без глупостей у меня.
Глупостей явно не ожидалось. Анохин трясся всей своей немаленькой тушей, было видно, как крупные капли пота катятся по мясистой шее, да и походка была вся такая неуверенная. Боится. Это хорошо. Он шел впереди, я сзади, внимательно отслеживая все возможности с его стороны рвануть от меня. Маловероятно, но все же.
Дверь подъезда, лестница, подъем на третий этаж. Анохин медленно достает из кармана ключи и отпирает дверь. Заходим внутрь, он все так же трясется, но теперь его страх словно бы стал другим. Стой, а я такое уже видел. Теперь к страху смерти добавился страх не успеть сделать что-то очень важное. А что может не успеть этот без пары часов покойник?
Избавиться от угрозы в моем лице! Но в квартире никого нет, это очевидно. Значит, есть другой способ...
- Нужны деньги? - севшим от волнения голосом сипит Анохин. - У меня их много, в тайнике. За картиной ниша, я открою... Бери все, только не убивай!
- Иди. Показывай, - вновь легкий укол ножом, на сей раз в спину. И снова ощущение, что поведение пленника изменилось. Да не ощущение уже, четкая уверенность. Тайник, значит. Ну-ну. - И без всяких там фокусов, фраер!
Маскировка под уголовника - дело полезное. К тому же эту маску надевать легко и просто - есть большой опыт в общении с этой прослойкой общества, которую сам Ленин объявил для пролетариата 'классово близкой'
А Анохин то как засуетился! Осторожненько так подходит к одной из картин, простенькому такому натюрморту, снимает и ставит на пол. Ниши вроде как не видно. Впрочем тайник на то и тайник. Нажимает на ничем не примечательное место чуть ниже крепления и после с заметным усилием сдвигает в сторону кусок стены. Вот и ниша, она же закрома отдельно взятого партработника. Толстые пачки денег, футляры-коробочки...
- Вот, берите все! - выдыхает Анохин, а сам в это время заметно напрягается. - Держите, я...
Ребром ладони тебя, да по шее! Несильно, чтобы, не дай бог, не сломать, а лишь ненадолго лишить сознания. Теперь поймать тело и усадить в ближайшее кресло. Кляп в пасть, руки полосками ткани привязать к подлокотникам. Готово. Теперь закрыть входную дверь на замок, и можно поинтересоваться, чем же меня этот гаденыш горкомовский хотел удивить?
О как. Карманный 'браунинг' модели 1906-го года. Маленький такой, лежащий аккурат под пачками банкнот. Будь на моем месте просто уголовник, хозяин квартиры мог бы и успеть. Да, мог бы, ведь далеко не всегда он просиживал штаны в этом своем горкоме. И стрелять уметь должен. А как иначе? Сотрудники ЧК всегда готовы были стрелять. Умение было так себе, но энтузиазм пер изо всех щелей.
