- Да. Нужно. И не только гипотезы, но и реальные факты, без которых не обойтись.
- Я понимаю, но не всегда есть возможность получить все желаемое. У меня с собой, - жест в сторону сумки с некоторым количеством бумаг, - Имеется лишь более подробное развитие теорий, тех самых гипотез. Доказательства... лишь косвенные. Из прямых есть лишь отрубленные головы в том доме в Филях. Одна из которых, принадлежащая товарищу Руцису, могла бы кое-что поведать. Но не теперь. Мертвые, они молчат. Это знают ВСЕ.
- Бумаги...
- Вот они, - достаю небольшую их стопку и размещаю на свободном участке стола. - Сверху подробный, но все же относительно небольшой обзор проблемы. Остальное - приложения, пояснительные документы. Все структурировано так. чтобы подчеркнуть главное, малые детали вынести во вспомогательные бумаги.
- Я сейчас предварительно ознакомлюсь. Ждите. Можете курить.
Поближе ко мне придвинули раскрытую пачку папирос 'Герцеговина Флор', коробок спичек и пепельницу. Ну а сам хозяин кабинета полностью погрузился в чтение. Читал он, надо заметить, быстро, но было заметно, что не пропускал ничего из написанного. Мне же оставалось сидеть, курить, ждать. Ну и периодически отслеживать проявляющиеся на лице начальника Иностранного отдела эмоции. Благо он не счел необходимым их прятать. Не видел смысла, как я понимаю.
Интерес и недовольство, вызванное как раз заинтересованностью содержанием подготовленного обзора на тему если можно так выразиться, 'троцкизма и исходящих от него угроз'. Туда было пристегнуто почти все важное: высылка Троцкого при сохранившихся у него рычагах воздействия на ситуацию в СССР; дело Блюмкина, арест и казнь которого вывели противостояние нынешней 'партийной группы Сталина', имеющей власть, и оппозиции на новый уровень; предпосылки для обострения ситуации. А главное - логические выводы о том, что мотивацию для прокатившихся по столице убийств чекистов имели именно сторонники Троцкого. Ну а 'перевод вины' на агентов РОВС - дело естественное в подобной ситуации. Тут же был и намек на то, что имеющиеся у ОГПУ информаторы, внедренные в эту организацию, должны были дать хоть какие-то сигналы о готовящихся убийствах.
За временем я особенно не следил, хотя и была такая возможность. Однако, по моему ощущению прошло что-то около получаса, прежде чем Артузов закончил предварительный просмотр документов. Положил последний лист на стол, затем посмотрел на меня и спросил:
- Какая доля вашего участия в этой работе?
- Она... присутствует.
- Я заметил, - намек на улыбку и в то же время давление. - Поступивший ко мне доклад Руциса был написан им, это очевидно. Но изложенные мысли... Хорошо, спрошу иначе. Каков вклад покойного товарища Руциса?
- Очень весомая. Для начала, без него я бы никогда не смог получить некоторые важные документы. Да и возможность отправить доклад наверх... без определенных последствий, которых я предпочитаю избегать...
- Достаточно. Я понял.
Кто бы сомневался. Для такого матерого специалиста в делах разведки, контрразведки и просто тайных операций достаточно даже легкого намека, а не такого явного, как прозвучал от меня. Важнее было то, что материалы были восприняты без удовольствия, как сулящие серьезные проблемы, но с пониманием их необходимости. С ними Артузов уже мог не опасаться гнева от председателя ОГПУ. Решение, которое примет по итогам изучения документов Вячеслав Рудольфович, предсказать очень сложно, но что не будет устраивать главе ИНО клистир с патефонными иголками за плохую работу - это точно.
- Документы останутся у меня, - проинформировал Артузов. - У вас, товарищ Фомин, есть ко мне какие-нибудь просьбы?
- Нет, Артур Христианович.
- А вопросы?
Это уже другое дело. Для тех, кто понимает... Одно дело просить что-то у вышестоящего в системе, а совсем другое - задать ему вопросы. Относящиеся к твоему в ней будущему. Такая вот простенькая проверка на сообразительность.
- Чем именно я могу помочь Иностранному отделу и вам лично, Артур Христианович?
- Думаю... ты пригодишься отделу. В качестве одного из сотрудников, - не видя отторжения подобной идеи на моем лице. Артузов продолжил. - Но сначала я хочу понять, кто ты есть, Алексей Фомин. И от этого будет зависеть то, как лучше использовать моего нового сотрудника. Ты готов отвечать на вопросы?
- Да...
- Отвечать надо быстро, без задержек. Правду, а не используя иезуитские увертки и иносказания. Я их сам хорошо знаю. Так ты готов?
Предлагает мне, точнее моей маске, открыть карты. Похоже понял, что написанное в моем личном деле... не сходится с реальностью. Вот и решил самостоятельно оценить потенциального сотрудника. Ладно, приоткроем скрываемую маской... другую маску. Только в последней есть несколько других черт, более глубокого уровня восприятия.
- Готов. Но это значит, что мое личное дело...
- Его составители не совсем поняли личность того, кого описывали. Все верно. Это только их вина. Начнем... Что значит для тебя убийство Руциса?
- Исчезновение влиятельного человека, помогающего как советами, так и некоторыми своими действиями, но непременно в законных рамках.
- Проще говоря - покровителя. Называй вещи своими именами, Фомин.
Киваю, принимая это к сведению. Выходит вообще никаких эвфемизмов, благодаря которым можно смягчить истину более расплывчатыми и приемлемыми словами. Да, Артур Христианович, вы точно прагматик. Да еще и циник, если я правильно понял. И все равно - 'сочный' такой вопрос прямо в лоб, причем явно лишь первый. Что ж, жду дальнейших.
- Почему принял решение работать в ОГПУ?
- Раскрытие возможностей, возможность стать частью силы, власть.
- Убивал?
- Да.
- В деле это и так отмечено, - улыбка, но не простая, а с подвохом. - Я хотел увидеть, что у тебя на лице отразится.
Молчу, понимая, что вопроса как такового не прозвучало. А любые слова с моей стороны будут проявлением если не слабости, то нетерпеливости. Захочет - сам скажет. Не захочет... ну да и ладно.
- Ничего. Ни смущения от вопроса, ни радости, ни сожалений... - как и ожидалось, развил уже сказанное им Артузов. - Такое нечасто можно увидеть, особенно у нас. Молчишь?
- Вы не задали вопроса.
- Верно, вопроса не было. Сейчас будет. В каком случае ты предашь советскую власть?
Вот хитрый человек! Мысленно снимаю шляпу перед умным человеком, умеющим задавать вопросы. Сама формулировка подчеркивает, что начальник Иностранного отдела и мысли не допускает насчет того, что я абсолютно предан соввласти. Ну да, это естественно, ведь сидящий сейчас поблизости от чего чекист Алексей Фомин никак не выглядит 'романтиком революции' и тем более ее фанатиком. Отсюда и вопрос, на который требуется очень аккуратно ответить.
