Неужели все они здесь потому, что любят Марка Ларкина? Нет. Причина более прозаическая. Они здесь потому, что боятся его.
Первая гостья, которую я вижу, это Мэг Банч в наряде розового цвета — прекрасная работа Луизы Брукс — просто поразительно, как ей удается всегда быть похожей на себя.
Я тусуюсь: выпиваю, болтаю и улыбаюсь.
Пару минут разговариваю с Лиз и ее астронавтом, не упоминая тот факт, что она жила у меня. Он выглядит счастливым, насчет нее я не уверен.
Затем встречаю Томаса Лэнда, с которым мы обмениваемся вежливыми гримасами. На нем костюм от Армани, абсолютно новый, без единой складки. «Почему бы просто не повесить еще и чертов ценник на видное место», — проносится у меня мысль. Но тут я замечаю у него седой волос и громко хмыкаю, чего никто не слышит из-за гремящей музыки.
В первый раз, когда я натыкаюсь на Марка Ларкина, я пожимаю ему руку и говорю:
— Классная вечеринка, босс.
Впервые за все время нашего знакомства он кажется пьяным. Его лицо пошло пятнами, глаза закатываются, а сам он пошатывается.
Около половины одиннадцатого я замечаю Алана Херли, моего знакомого из журнала «Готхэм». Либо у него новая подружка, либо его старая растолстела. Мы болтаем несколько минут, и он назначает мне книгу для прочтения. Полагаю, он не очень хорошо себя чувствует, поскольку упакован в твидовый костюм — униформу «Готхэм», это при тридцатиградусной жаре-то и влажности девяносто процентов.
Примерно в десять сорок пять я краем глаза замечаю Вилли под руку с Фантомом, такой же прозрачной, как всегда.
Я протискиваюсь сквозь толпу, огибаю всю эту клику и скольжу мимо подпирающих стену одиночек, словно шайба, пущенная между ног игроков и отпрыгивающая от бортов.
Я вижу, что «карлик» из копировального бюро тоже здесь, разговаривает со слабоумным почтовым клерком.
Возле роскошного кожаного дивана, рекламу которого я видел сотни раз на обороте страницы с телевизионной программой в воскресном «Таймс», я натыкаюсь на Вилли.
— Все готово, — шепчет он мне.
— Спокойней, — советую я ему. Но затем говорю: — Ты должен…
Он быстро показывает мне предсмертную записку Марка Ларкина.
Мы расходимся, и я вновь устремляюсь в самую гущу вечеринки. В голове проносится мысль: «Скажи Вилли, чтобы он не делал этого. Отзови его. Это страшно». Но я ничего не предпринимаю, ничего не говорю. Может быть, он сам передумает.
Марджори тоже здесь, хохочет и заигрывает со всеми, ничейная. Лесли и Колин тихо дрейфуют где-то с краю с таким видом, будто обязались не принимать участия в веселье.
Минут десять я разговариваю наедине с подвыпившей Лесли. На ее коже и в глазах отражаются огоньки, и наши руки на миг соприкасаются.
— Знаешь, я иногда скучаю по тебе, — говорю я ей.
— И я скучаю по тебе ужасно, — говорит она.
Она уходит, и я благодарю Господа и авиакомпанию «Бритиш Эйрвэйз» за визит Колина в Штаты. Никто никогда не скучал по мне «ужасно», поэтому настроение у меня просто прекрасное.
Тусовка в разгаре, и я общаюсь с Мэг Банч, Родди Гриссомом-старшим, редакторами и арт-директорами «Зэа», «Мэна», «Боя» и другими. Я получаю много выгодных предложений от Хизер Миллер, главного редактора «Зеста», которая выглядит словно Ширли Темпл. Она предлагает пятьсот долларов за «боковик» на тему, которая мне совсем не интересна. Алекса Ван Дьюсен, «Стилет», управляющая в данный момент «Ши», беседует со мной в течение двух минут. Я натыкаюсь на Мартина Стоукса и Корки Харрисона, и мы несем всякую журналистскую тарабарщину довольно продолжительное время.
Сразу после полуночи я выскальзываю за дверь и пешком спускаюсь на двадцать этажей вниз. Я исследую лестницу, убеждаюсь в отсутствии системы видеонаблюдения, нахожу запасной выход из здания, минующий портье и выводящий на тихую боковую улицу. Затем я возвращаюсь наверх и продолжаю веселье в компании Вилмы, Триши Ламберт, Шон Джефферсон, двух «новичков» и одной «новенькой». Я встречаю Вилли на кухне, держащего за горлышко бутылку «Роллинг Рок», и рассказываю ему о запасном выходе.
Толпа понемногу тает.
Я иду по второму кругу: Мэг Банч, Бетси, Алан Херли и так далее.
Джимми Купер, выходя, здорово толкает меня плечом и даже не извиняется. Облившийся ликером Марк Ларкин плетется к входной двери, чтобы проводить их.
— Нам с тобой в одну сторону, — говорю я Марджори. — Давай возьмем такси.
— Нет, если ты…
— Я не буду.
— Обещаешь?
— Честное слово.
— Тогда возьми мое пальто.
Я вхожу в спальню и ворошу более десятка пальто, лежащих на кровати.
(«Где же Вилли? Под кровать залез, что ли?» — гадаю я.)
Мы с Марджори уходим. Закрывая за собой дверь, я оборачиваюсь (осталось человек двадцать-тридцать гостей) и вижу Марка Ларкина, почти совсем пьяного, разговаривающего с богатым, уважаемым издателем — высоким лысым мужчиной с бородой. Он, наверное, думал, что для вечеринки желателен вечерний костюм, поэтому пришел в смокинге… если только он не явился сюда прямо из оперы. Марк Ларкин медленно поворачивается ко мне, и я делаю то, чего никак не планировал: медленно посылаю ему прощальный воздушный поцелуй.
Мы с Марджори проходим пару кварталов пешком, прежде чем поймать такси, и стук ее каблуков отражается от домов на пустынных улицах.
Я говорю водителю, чтобы отвез нас сперва к ее дому, что мне совсем не по пути.
— Вечеринка удалась, — говорит Марджори в такси.
— Тебе понравилось? Взяла у кого-нибудь номер телефона?
— Взяла.
— Ты почти что кормила грудью того здорового бармена.
— Он, похоже, мучился от жажды.
Пару кварталов мы едем в молчании.
— Когда ты вернешься к нему? — спрашиваю я.
— Что ты имеешь в виду?
Марджори сидит справа так близко от меня, и ее ноги в черных колготках касаются моих.
— Он рассказал мне. Я знаю.
Она сглатывает слюну… тайна раскрыта.
— Что он рассказал тебе?
— Хватит врать, Марджи. Довольно лжи. Господи, да мне наплевать. После сказок о Джимми Купере, чего уж? Тогда, когда я пришел в твой кабинет… я был…
Она безмятежно мигает узкими зелеными глазами, потом говорит:
— Я не завожу отношений с женатыми мужчинами. Это не мое, я не создана для того, чтобы быть в любовницах.
— Поэтому ты и связалась с этим высокомерным, надменным хреном?
(Но я должен быть осторожен: дымовая завеса, пыль в глаза.)
— Я думала, что тебя это больше не волнует. И кроме того, вы в последнее время казались такими приятелями.
