Заступивший на престол император Николай I, и без того обремененный незавершенными делами старшего брата, всячески оттягивал начало войны с Турцией и в первые дни царствования предложил Оттоманской Порте провести дипломатическую конференцию. Турция согласилась, но, как выяснилось позднее, лишь для того, чтобы отдалить разрыв между государствами.
В 1827 году Россия, Англия и Франция, подписавшие лондонскую конвенцию о посредничестве между Османской империей и восставшими греками, выслали объединенный флот к берегам Греции для демонстрации своего намерения добиться от султана уступок. 20 октября 1827 года союзный флот в Наваринской гавани столкнулся с турецко-египетским флотом Ибрагим-Паши и уничтожил его.
Турецкий султан расторг все предыдущие соглашения с Россией и 8 декабря 1827 года объявил против нее «священную войну». В ответ 2 апреля 1828 года был издан царский манифест о войне с Турцией. Стотысячная армия генерал-фельдмаршала Витгенштейна заняла придунайские княжества. Гвардия, за исключением кирасирской дивизии и по одному батальону с каждого полка, выступила из Петербурга. Император Николай I, пожелав лично участвовать в войне, оставил столицу в последних числах апреля.
Он ехал вместе с генерал-адъютантом Бенкендорфом на двухместной коляске. Свиту составляли генерал Адлерберг и личный врач. Обер-церемониймейстер граф Станислав Потоцкий, выполняющий должность гофмаршала военного двора, отправился раньше. Вместе с ним уехал багаж с палатками, конюшнею и кухнею, флигель-адъютанты и вся государева главная квартира. Императора они намеривались ждать в Измаиле.
Было начало мая, но днем стояла сильная жара. Задыхаясь от горячего воздуха, при ярком солнце и без конвоя император впервые после Петра Великого вступал на турецкую землю. Гордость распирала грудь. Осознавая величие своего поступка, он не замечал опасностей, которым мог подвергнуться в любую минуту — по степи разгуливали конные отряды татар.
Осмотрев начатые осадные работы возле крепости Браилов и оставив возле нее 7-й корпус под началом великого князя Михаила Павловича, государь со свитой двинулся по направлению к сильно укрепленной крепости Шумиле. На пути русской армии на многие сотни метров простирался Дунай, разлив которого чрезвычайно дождливой весной превышал обычную норму и грозил задержать переправу.
Николай Павлович ходил вдоль берега в сопровождении генерал-адъютанта Бенкендорфа. Понтоны и большие барки, приготовленные для плавучего моста, ждали у устья маленькой речки, впадавшей в Дунай, сигнала для начала переправы. Неподалеку виднелись гребные флотилии русской армии и запорожских казаков, недавно перешедших на сторону России. На левом берегу Дуная застыли в полной готовности орудийные батареи и пехотные полки. Было утро 27 мая 1828 года.
— Ваше величество, не пора ли начинать? — проронил Бенкендорф и, затаив дыхание, ждал ответа императора.
— Ты нетерпелив, Николай Христофорович, — не оборачиваясь, строго сказал государь. — Если же страдаешь от бездействия, то будь так любезен, поищи мне лодку для переправы.
Николай Павлович был уверен в готовности войск. Его не пугало, что на другом берегу против нашей армии в 30 000 человек стоит турецкая армия, которая, по данным разведки, превышала 80 000 и занимала позицию намного выгоднее. Его беспокоил кустарник и топь. Они могли затруднить высадку и дальнейшее быстрое движение вперед.
— Передай команду двум Егерским полкам и корпусу генерала Радзевича начать наступление и заходить на транспортные судна. Предупреди, чтобы далеко на берег не залезали, а то обратно не столкнуть баржи будет, — приказал он флигель-адъютанту — молодому офицеру.
Николай Павлович посмотрел в противоположную сторону. Там не было войск. Оттуда, с северо-востока, должны были подойти обозы. И еще там осталась крепость Браилов, которую осаждал великий князь Михаил Павлович.
«Как он?» — мимолетно подумал император и принялся наблюдать за погрузкой войск на барки.
Незадолго до прибытия на берег Дуная он написал письмо брату:
«Душевно обрадован я был, любезный Михайло, приезду Вишнякова с добрыми вестями от тебя. Дело флотилии прекрасно и делает честь нашему Черноморскому флоту, которого я часто здесь видел и любовался вдоволь 24 числа.
Я приказал произвести Завадского в контр-адмиралы и назначил по три креста на лодку и по два на ял. Буду ждать для награды офицеров твоего представления.
Бумаги весьма важные и любопытные и мне подают надежду, что Браилов скоро последует благому примеру Исаки. Вишняков тебе подробно опишет здешнее. Все идет хорошо.
Надо тебе весьма осторожным быть при занятии крепости. С начала по сдачи, займи все ворота и, не входя в улицы, вели войскам идти по валу и занять бастион и прочие важные пункты. Потом послать надежных офицеров принять погреба и проч. И сейчас к ним выслать караулы, а с бастионов поворотить или свои поставить пушки, так чтобы могли бить в город. По городу не дозволять отнюдь ходить людям доколь медики не освидетельствуют здоровье жителей.
Седьмой корпус по сдачи полагаем мы переправить от Бра-илова к Мачину, куда отряд от нас сего дня вечером уже будет. Вышедшие оттуда некрасовцы явились сего дня утром к нам и объявили, что посланы просить дозволения выйти 300 с ними из Мачина, дабы нам совсем передаться.
Это важно, ибо весь гарнизон был в 1800 человек, из коих 1000 конницы уже ушло, 300 некрасовцев хотят выйти, остается, стало, только пятьсот.
Я все надеюсь, что и Браилов сдастся до взрыву мин.
Надеюсь, что скоро мы с тобой увидимся. Прощай, береги себя и не забывай верного друга и брата. Николай».
61
Первыми Дунай пересекали лодки запорожских казаков. Они стремительно продвигались между кустов и почти вылетали на берег. Следом за ними двигались егеря через те же кусты по пояс в воде. Впереди их была открытая местность. За полем высились укрепления неприятеля, занимающего позиции на возвышенности.
Оттуда доносился вой, режущий слух, виднелись пестрые халаты, острые шлемы, конские хвосты на копьях. Они метались по обильному пастбищу. Кучки всадников быстро соединялись, потом рассыпались по полю, иногда их затягивало пылью, они пропадали из виду, но вдруг появлялись вновь. Грохотали пушки, трещали винтовки. В воздухе стояли клубы белого дыма. Николай Павлович, не отрываясь от подзорной трубы, недовольно покачивал головой.
Оторвав взгляд от трубы, император быстрой походкой направился к батарее. Навстречу императору выбежал генерал Дибич.
— Туда нельзя, ваше величество! — закричал он, размахивая руками. — Там неприятельские ядра так и сыплют.
— Прикажите стрелять чаще и прицел, прицел пусть верный держат, — крикнул император.
С пригорка Николай Павлович видел, как русская пехота пошла в штыковую атаку. Турок было больше, но наши солдаты теснили их.
Он кинул взгляд вдоль берега, увидел идущего к нему Бенкендорфа и спустился вниз.
