Весть о блестящей победе русской армии над верховным визирем при Кулевичи привез императору адъютант главнокомандующего капитан Трубецкой.
В своем письме князь Трубецкой докладывал Ивану Ивановичу Дибичу о встрече с государем:
«…На верху радости или, вернее, счастия, он осыпал меня поцелуями, бросился на колени, чтобы поблагодарить Бога, и тотчас же поздравил меня своим флигель-адъютантом и полковником — две милости, которых никоим образом я не ожидал одновременно. Затем, не дав мне времени опомниться, он, так сказать, увлек меня на свои дрожки, чтобы отправиться сообщить эту приятную новость великому князю Константину. Я прибавил на словах все то, что знал из подробностей, касающихся, как этого дня, так и всего нашего движения от Силистрии. Император не переставал слушать и проявлял крайнее удовольствие, относительно всего случившегося; особенно делало его счастливым нахождение артиллерии верховного визиря в наших руках. Вечером, в день моего приезда, император снова призвал меня к себе в кабинет и, пригласив меня пить с ним вместе чай, около двух часов разговаривал со мной наедине о том, как вообще у нас обстояло дело».
72
Император Николай I повелел отпраздновать Кулевчинскую победу торжественным молебствием в лагере при Повонзках. Войска проходили маршем. После парада знамена, штандарты, отбитые от турок, возили по лагерю и улицам Варшавы, в сопровождении эскадрона польских гвардейских конно-егерей.
В эти же дни Николай Павлович получает еще одно радостное сообщение. Оно приходит от главного начальника Черноморского флота, адмирала Грейга. 14 мая 1829 года, бриг «Меркурий» крейсировал с фрегатом «Штандарт» и бригом «Орфей» у Константинопольского пролива. Неожиданно появился турецкий флот. Быстроходные суда «Штандарт» и «Орфей» ушли. Бриг «Меркурий» вступил в бой с двумя 110-ти и 74-пушечными судами.
Командир брига Александр Иванович Казарский приказал прибить флаг к мачте. По предложению поручика корпуса штурманов Прокофьева офицеры поклялись, что тот из них, кто останется в живых, воспламенит выстрелом крюйт-камеру с порохом. Бой продолжался три часа. Турки отступили.
На рапорте Грейга император написал: «Капитан-лейтенанта Казарского произвести в капитаны 2-го ранга, дать Георгия 2 кл., назначить флигель-адъютантом с оставлением в прежней должности и в герб прибавить пистолет. Всех офицеров в следующий чин, и у кого нет Владимира с бантом, то таковой дать. Штурманскому офицеру сверх чина дать Георгия 4 класса. Всем нижним чинам знак отличия военного ордена и всем офицерам и нижним чинам двойное жалование в пожизненный пенсион. На бриг „Меркурий“ георгиевский флаг».
До начала войны с Турцией, император Николай I намеревался привлечь к боевым действиям и польскую армию. Для того чтобы выиграть время, предполагалось двинуть польские войска к Дунаю, а в Варшаву отправить из Петербурга гвардейский корпус. Но воля государя встретила упорное сопротивление цесаревича.
Среди причин, которые назывались Константином Павловичем, главной была опасность нападения со стороны Австрии и Пруссии. Цесаревич с недоверием относился к прусскому правительству. Предостерегая брата от опрометчивых решений, он даже припоминал ему Суворова, который говорил: «Глаз вперед, глаз назад, глаз направо, глаз налево». И прибавлял к этому, несмотря на свою ненависть к отступлениям, что прежде, чем сделать шаг вперед, нужно посмотреть назад, убедиться, не следует ли сделать в этом направлении два шага или четыре. Он даже обвинял прусское правительство в приготовлениях к войне, сообщая о мобилизации 5-го и 6-го корпусов и укреплении Познани.
Николай Павлович понимал — опасения брата напрасны. Австрия и Пруссия с началом войны России с Турцией не двинулись с места. Король Пруссии Фридрих Вильгельм III даже поручил посланному в русскую главную квартиру генералу Ностицу передать государю, если австрийцы осмелились бы только когда-либо напасть на русские войска, то это послужило бы для него сигналом немедленно двинуться против них.
Однако цесаревич Константин продолжал утверждать, что настоящее зло грозит России не с востока, а с запада, мол, враждебный запад, втянув Россию в войну с Турцией, только и ждет поражения русских войск.
Еще в марте 1828 года император Николай I писал брату Константину Павловичу:
«…прежде всего, примите мою искреннюю благодарность за доброту и доверие, с которыми вам угодно говорить со мною; я живо чувствую их, верьте, что пользуюсь ими, насколько могу; иногда внешность может заставлять предполагать обратное, тогда как, в сущности, я вполне следую началам, которые вы намечаете мне».
73
Цесаревич своим ответом еще больше усилил впечатление, произведенное на государя политическими рассуждениями предыдущего письма, признавшись вдруг, что, преподавая советы, он исполнил только завет, оставленный ему императором:
«…Я никогда не позволю себе, дорогой брат, намечать вам начала, которых вы должны придерживаться, как вы пишите об этом в вашем последнем письме; и если иногда я высказываю вам с присущей мне откровенностью истину, — то, что я признаю истиною в душе, — это является ничем иным, как следствие привычки, привитой обыкновением поступать так в отношении нашего покойного бессмертного императора и побуждающей меня действовать подобным образом, — следствием священного слова, данного ему мною поступать так и в отношении вас, как только его не станет, — что было потребовано им от меня под клятвою».
74
Несмотря на категоричность ответа цесаревича Константина, Николай Павлович не отказался от любимой мысли создать для двух соединенных под его скипетром народов братство по оружию. Он потребовал послать в действующую на Дунае армию польских офицеров. Скромное желание государя опять встретило противодействие цесаревича. Однако император настоял и Константину Павловичу пришлось покориться высочайшей воле — 18 польских офицеров были посланы на Балканский полуостров.
* * *
Отправка 18 польских офицеров никем не была замечена в Польше. Поляки, недовольные цесаревичем Константином, ждали решения своей судьбы от нового императора. Ходили слухи, что Николай I не жалует поляков, хочет лишить их привилегий и не собирается присоединять к Польше прежние области.
Слухи достигли и Николая Павловича. Но занятый войной с Турцией, он не мог реализовать 45-й параграф конституции, дарованной королевству императором Александром I, который гласил: «Все наши преемники в королевстве польском обязаны короновать себя королями польскими в столице, по обряду, который мы установим, и они будут произносить следующую присягу: „Я клянусь и обещаю перед Богом и на Евангелие поддерживать и всею моею властью побуждать к выполнению конституционной хартии“».
Другим препятствием для коронации был суд над поляками, замешанными в заговоре тайных обществ. Варшавский следственный комитет окончил следствие позднее, чем это было сделано в Петербурге. Донесение о завершении следствия цесаревич Константин получил только 22 декабря 1826 года.
