* * *
Командующий армией граф Дибич предлагал перейти Вислу в верхнем течении. Императору его план не нравился. Он признавал лучшим местом форсирования нижнее течение реки, полагая, что здесь продовольствие войск будет обеспечено прусским правительством. Однако Дибич упрямо настаивал на своем.
Возмущенный несогласием фельдмаршала с его планом и медлительностью в принятии решения о наступлении, государь 22 апреля написал Дибичу:
«…Ответ ваш на мой проект мне доказывает, что вы с удовольствием готовы отказаться от всякой ответственности, свалив ее на меня, представляя себе впоследствии сказать, что я помешал вам исполнить ваши намерения, и я предвижу уже, что, может быть, подобное соображение побудило вас отказаться от наступления, к которому вы приступили. Я не хочу характеризовать, насколько подобный образ действий может быть признан предосудительным, тем более, хоть я и убежден, что мой план представляет единственно возможное решение вопроса, я вам, однако, положительно приказал руководствоваться исключительно вашими личными убеждениями. Только быстрое и немедленное исполнение могло сделать операцию удобною и решительною, но если вы предполагаете двинуться лишь через четыре недели и притом вести дело с той же слабостью, с той же нерешительностью и при соблюдении того же беспорядка, я предвижу одно несчастье и гибель вместо почти верного успеха».
91
Еще до получения письма от государя, Дибич двинулся главными силами к устью реки Вепша, где собирался перейти через Вислу и левым берегом пройти к Варшаве. Для прикрытия в тылу был оставлен 6-й корпус барона Розена, численностью около 20 тысяч человек.
Решив воспользоваться разъединением русских войск на две части, поляки атаковали корпус Розена. Атакованный войсками, в три раза превосходившими его по численности, русский отряд потерпел поражение и стал спешно отступать. Дибичу пришлось отказаться от похода на Варшаву и поспешить на помощь отступающим войскам.
Неудачи, преследующие армию Дибича, настолько волновали императора, что он вскоре вслед за письмом послал в армию генерал-адъютанта Орлова. Алексею Федоровичу пришлось пробираться через Литву, охваченную восстанием. К Дибичу он прибыл, когда польские войска под командованием Скржинецкого пошли в наступление.
14 мая при Остроленке произошла кровопролитная битва, которая длилась двенадцать часов. Превосходство русской артиллерии было очевидным. Исход сражения решили кирасиры Мейендорфа. Начальник штаба армии граф Толь настаивал на преследовании отступающего противника. Он убеждал Дибича не упускать момент, говорил, что сейчас можно окончательно рассеять силы поляков. Фельдмаршал оставался непреклонен. Он, как и под Гороховым, без объяснения причин дал отбой.
Позднее рассказывали, будто во время боя под Остроленком к Дибичу приезжал цесаревич Константин Павлович и требовал от него перестать убивать поляков. Другие говорили, что Иван Иванович к тому времени уже болел и едва держался на ногах. Письмо императора от 1 июня, в котором он требовал объяснений, граф Дибич не прочитал.
В селе Клешово около Пултукса состоялась встреча Дибича с прибывшим на главную квартиру Орловым. Посланец императора поставил условие фельдмаршалу: или он перейдет в наступление, или подаст в отставку.
— Иван Иванович, где ваша удаль молодецкая? — с привычной для него фамильярностью Орлов потрепал лежавшего в постели графа по плечу.
— Силы не те стали, — задержав дыхание, выдохнул Дибич.
— Такие баталии у турок выигрывал, чудеса храбрости и смекалки проявлял, а тут, будто тебя подменили, — не унимался генерал-адъютант.
— Обстоятельства здесь другие, — с видимой неохотой коротко ответил фельдмаршал.
— Какие обстоятельства, друг милый! — широко открыл глаза Орлов и захлопал ресницами. — Это под Гроховым обстоятельства? Вы там польскую армию гнали к Висле. Могли всех в реке утопить и вдруг встали.
— Мне дали пагубный совет. Последовал я ему. Провинился перед государем и Россиею, — с трудом выдавил из себя Дибич.
— Кто посоветовал? Начальник штаба? — снова потряс за плечо фельдмаршала Орлов. — Не поверю, Карл Федорович Толь не мог такого насоветовать.
— Главнокомандующий один отвечает за все свои действия, — твердо сказал Дибич.
— Боитесь навлечь на себя неприятности. Может, это цесаревич? Мне тут рассказывали, в момент боя он был возле вас, — всматриваясь в лицо фельдмаршала, продолжал Орлов.
Перед Алексеем Федоровичем лежал человек, еще недавно восхищавший его неуемной энергией и острым умом. Орлова поражало, как Дибич в таком возрасте переносил длительные переходы под палящим солнцем Балканского полуострова, как вместе с солдатами страдал от болезней, превозмогая их. И этот человек, казавшийся железным, теперь лежал перед ним с бледным лицом и горящими огнем глазами.
Он почувствовал, жалость к Ивану Ивановичу, хотел сказать добрые слова, пошутить с ним, но, взяв свою волю в кулак, решительно произнес:
— Император ждет от тебя действий, граф. Как прикажете доложить о наступлении на Варшаву?
— Я сделаю это завтра, — сказал Дибич.
На следующий день он умер от холеры. Во временное управление войсками вступил граф Толь.
Скоро в его адрес пришло письмо от императора:
«…Ты можешь честно себе вообразить, любезный Карл Федорович, сколь горестно поранен был я неожиданным известием о кончине, постигшей графа Ивана Ивановича. Потеря сия для меня невозвратима, ибо в нем лишилась Россия верного достойного слуги, а я — истинного друга, — но, да будет воля Всевышнего, и нам следует думать и подчиниться ей без ропота. Вполне одобряю принятую тобой решимость; зная душу твою, я не сомневаюсь в чувствах твоих; больше скажу, я не верил тому, что именем твоим думать сказал мне покойный граф Иван Иванович, я отвечал, что полагаю, что он тебя не понял. Теперь же вижу с тем большим удовольствием, что я в тебе не ошибся. И может ли это быть, что в то время, когда надо жить в поддержании славы и чести России, кто-либо может помыслить о своем покое, доколь не наказаны изменники, осмелевшие поднять руку на своих благодетелей! Подобное чувство должно быть известно (понятно) каждому, наиболее же тебе, которого вся жизнь носит стремлением к чести и любви к Отечеству. Одним словом, я с удовольствием и благодарностью принимаю готовность твою, в которой, повторяю, не сомневался я сохранить твою должность, с честью начатую и надеюсь скоро с той же славою, как в 1814 году.
Граф Паскевич, которому поручаю предводительствовать в действующей армии, отвечал вскоре за сим тылом и направился морем через Пруссию. Надеюсь, что в тебе найдет он того же верного и неутомимого помощника и друга, каким ты умел быть постоянно покойному графу Дибичу.
Да благословит Бог успех войны, и да положит конец бедствиям, уже имевшим долго продолжающимся. Верь, любезный Карл Федорович, искренней принадлежности и уважению, с каким пребываю к тебе доброжелательным. Николай.
