— И тебе, Никита Андреевич, доброго утра и лучших пожеланий в этот непогожий летний денек, — проворковала секретарша. — Прости, что звоню. Рабочий день давно начался, но это такая незначительная вещь для вашего величества… Ах, прости, я совсем забыла, что, собираясь утром на работу, нужно дополнительное время, чтобы с этим смириться. У тебя с даром речи все нормально?
— Думаю завести кота, — признался я. — Весь мир вокруг меня напоен иронией и злобным сарказмом. И только это верное и преданное животное…
— …во-первых, коты никогда не бывают верными и преданными. Люди для них — обслуживающий персонал, который по недоразумению обитает с ними на одной жилплощади. Во-вторых, твой кот, когда поближе тебя узнает, исполнится такой иронией и сарказмом…
— Григорян не звонил?
— Нет. Наш клиент разочаровался в твоем агентстве. Это не страшно. Вот если разочаруюсь я…
«Приму на работу другую, — подумал я, — молодую, покладистую и не такую ядовитую», — но озвучивать ударную мысль, конечно, не стал.
— Можно подумать, я не знаю, о чем ты думаешь, — фыркнула Римма.
— А ты не говори, чтобы не вынуждать меня думать, — сказал я. — В общем, установка следующая: сидишь в офисе, держишь оборону. По возможности, работай.
— Не могу, — буркнула Римма. — Чернила в машинке закончились.
— Римма! — возмутился я. — Сидишь и работаешь! Каждые три часа строчишь смс, что с тобой и где ты. Находясь дома в объятиях мужа, можешь этого не делать. Но телефон всегда должен быть под рукой. Прикажи мужу, чтобы встречал с работы и провожал на работу. В офис никого не пускай, общайся с посетителями по домофону. Агентство временно приостанавливает прием заявлений от клиентов. Почему — придумай сама. Холерный карантин, травля клопов, выемка документов сотрудниками ФСБ… Я вышлю тебе фото двух господ, им особенно не открывай.
— Никита, мы опять влипли? — убитым голосом спросила Римма.
— Нет, я просто перестраховываюсь. А если честно, не знаю, Римма, — вздохнул я. — Начинаем одно мутное дело, вокруг которого копошатся подозрительные существа, и что-то мне подсказывает, что можем глубоко завязнуть. Ей-богу, ничего конкретного, просто на всякий случай предупреждаю. В офис заеду после обеда, жди. Все, отключились, падай на амбразуру.
День тянулся, как придавленная гусеница. Позвонила Варвара, сообщила глухим шепотом, что профессор работает, и я не должен никого тревожить. Я навестил банк, автомойку, супермаркет, контору ЖКХ, где оплатил свои долги, съездил к маме на Затулинку, где битый час выслушивал от нее упреки, что неправильно живу, работаю, неправильно питаюсь, неправильно не женюсь, что в 34 года пора бы уже мне выбрать верные ориентиры, но не армию! Моя мама толком и не знала, чем я занимался в этой самой армии, хотя, конечно, догадывалась.
На вопрос о своей личной жизни и ее загадочном знакомом, с которым они ездят на дачу, мама засмущалась, сказала, что мал я еще об этом знать, и сменила тему. Мы хорошо посидели, уничтожив кастрюлю борща, банку варенья и корзинку печенья. Я поклялся, что через неделю снова приеду. Когда я встал в глухую пробку на Коммунальном мосту, позвонил Кривицкий. Он выпытывал, что нам удалось вытянуть из задержанного, не верил, что я не владею информацией, обижался, угрожал сделать выводы.
— Вадик, успокойся, — отрезал я. — Всю информацию по текущему делу ты получишь первым, это будет самый настоящий эксклюзив. С Якушиным имеется договоренность, он реально тебе признателен. Надо лишь выждать несколько дней. А там уж сам решай, благодарить меня за информацию или бить по морде. Прости, но это не то, на чем ты сделаешь карьерный рост. А вот загреметь в психушку — это без проблем…
Ближе к вечеру я снова начал беспокоиться, блуждал по квартире, от нечего делать наводил порядок. Варвара не звонила, и это молчание начинало угнетать. Маразм крепчал, и когда на город опустилась вечерняя мгла, я включил новосибирские новости, дабы убедиться, что в районе крематория не отмечено никаких ЧП.
Поколебавшись, я позвонил Ларисе из музея (благо ее номер имелся в телефонной книге). Девушка сказала «минуточку», видно, отошла в сторонку, а дальше излагала шепотом. Она сама ничего не знает, но на музей опустилась завеса таинственности. Залы для посетителей уже закрыты, но все сотрудники на местах. Михаил разгуливает с важным видом, надувая щеки. Алла Михайловна Незнанская, осмелевшая после «вчерашнего», тоже проявляет признаки любопытства, видимо, хочет раскрасить свою диссертацию дополнительными красками. В восточное крыло главного корпуса никого не пускают. Там охрана, там московский профессор (моложавый дядечка с хитрыми глазами, явно не растерявший охоты до прекрасного пола), там Якушин, Варвара и, разумеется, тот мужик, с которым они работают. Шума драки не слышно, никто не ругается, не бьется головой о стену, в общем, люди работают, и не нужно их отвлекать.
Секретности развели! Отчасти успокоившись, я уже не метался по квартире, а размеренно вышагивал. В одиннадцать вечера позвонил Якушин, и тяжелое свинцовое грузило свалилось с души.
— Прошу простить, Никита Андреевич, что долго не давали о себе знать. Варвара Ильинична устала, уснула, не обижайтесь на нее. Мы много и плодотворно поработали. Профессор Атаманский уже уехал. Фигурант — а его на самом деле зовут Константин Сергеевич Рязанцев — находится у нас. Вы оказались правы: после снятия внушения это оказался другой человек. Он нормальный мужик, попавший под дурное влияние. Константин Сергеевич готов с нами сотрудничать при условии, что ему предоставят защиту. Не могу в этой связи не вспомнить про ваши связи с полицией…
— Да, я проработаю этот вопрос, — сказал я. — То есть теперь вы обо всем знаете и вам не требуются услуги частного сыщика?
— Мы ничего не знаем, — голос Сергея Борисовича подрагивал от усталости, — мы не фашисты допрашивать человека после такого. Мы валились с ног и Константин Сергеевич тоже. Сейчас он отдыхает в специально отведенном помещении. Все узнаем завтра, надеюсь, вы составите нам компанию. Пока мы пробежались по верхушкам — выяснили, что Рязанов житель нашего города, одинокий — развелся шесть лет назад, жена с дочерью уехали в Швецию, где его бывшая успешно вышла замуж. Сам он родом из Бердска, работал следователем прокуратуры Ленинского района, а когда следствие вывели из прокурорского ведомства — старшим следователем областного управления Следственного комитета. Пару лет назад невольно попал в конфликт интересов, ушел с работы, сохранив полезные связи. Находясь в отставке, возглавлял отдел безопасности не очень значимого банка, потом ушел и оттуда, числился консультантом в некой структуре, занимавшейся взиманием долгов, но и там себя не нашел. В общем, шел по ниспадающей, пока не оказался там, где сейчас. Мучить дальше человека мы не стали, отправили спать.
— Уверен, завтра все разрешится.
— Вашими бы устами, Никита Андреевич… Есть пара нюансов… Рязанов вернулся, с позволения сказать, в наш мир, но абсолютно не помнит события последних двух суток. Мы не думаем, что это недоработка Атаманского, или он что-то повредил в человеке. Юрий Эдуардович подошел к делу осторожно. Подобная программа могла быть заложена в качестве меры предосторожности — именно на этот случай…
