— И к чему этот сон? — проворчал я. — Я не получал наслаждения от этой прогулки, чуть не утонул на фиг…
— К тому, что что-то произойдет… — Варвара скорбно поджала губы.
А мужики-то не знали! Четверг уже стартовал, рабочий день был в разгаре. Я связался с Головиным, выслушал удручающую информацию: «Шевроле-Камаро» благополучно переночевал на парковке у завода и до сих пор там сиротливо пребывает, никому не нужный. Охрана несколько раз прочесывала территорию — фигурантов не видели. Опрошенные ночные дежурные тоже разводят руками. Может, по ошибке ушли не в тот параллельный мир?
Происшествие оставило неприятный осадок. Но ничего не происходило. Продолжалась жизнь. В здании крематория работали строители, торопясь завершить отделку купольного зала. В крематории работали печи, не доставляя неудобств окружающим. На послеобеденное время намечались две процедуры прощания с усопшими. Строителей предупредили, чтобы сделали перерыв. На пару часов судьба развела нас с Варварой.
Когда я вошел в музей, уже был полдень. По залу, словно призраки, блуждали посетители — видимо, организованная экскурсия, причем неподготовленная, судя по вытянутым и напряженным лицам. Я машинально повернул направо в служебное помещение, но меня остановила Лариса, несущая службу за стойкой.
— Не ходите туда, Никита, там нет никого, — доверительно сообщила она. — У Сергея Борисовича съемочная группа французского телевидения.
— Какого телевидения? — изумился я.
— Вы слышали, — сказала Лариса. — Договоренность была еще неделю назад, но у Сергея Борисовича все начисто выскочило из головы — случай поистине уникальный. Французов двое — журналистка и оператор. Последний точно француз, по-нашему ни бэ ни мэ. А женщина бегло говорит по-русски с небольшим акцентом, и у меня такое чувство… что она не всегда была француженкой. Они там, — кивнула Лариса в глубину зала. — Пока не снимают. Сергей Борисович читает им вводную лекцию. Варвара Ильинична тоже где-то там, но не с ними… если вас это интересует. — Лариса лукаво мазнула меня глазами.
— Хорошо, спасибо. А это что за тени бродят во мраке? — кивнул я.
— А, это… — Она снисходительно улыбнулась. — Это хор… тьфу, ансамбль чечеточников из Кисловодска. У них в Новосибирске какой-то конкурс, сегодня свободный день — изъявили желание приехать всем коллективом в наше странное место. Риту назначили гидом, чтобы провела по выставке, но они постоянно куда-то разбредаются. Чечеточники, что с них взять…
Я чуть не поперхнулся. Какую только публику сюда не заносит. Лично мне по истечении трех месяцев это место уже не казалось странным. Ко всему человек привыкает.
Я начал углубляться в зал, дошел почти до лестницы на второй этаж. Сергей Борисович с сопровождающими находился здесь. Они стояли у представленных на экспозиции домовин разнообразных конфигураций, цветовых решений и исполнений (включая плетеную из соломы корзину). Плотность экспонатов на этом участке явно зашкаливала — на стене висели картины, иконы, медные канделябры, христианские хоругви, и не сказать, что все это выглядело мрачно.
Сергей Борисович был импозантен, в бодром расположении духа, по душам общался с гостями. Мужчина — немного лысоватый, среднего роста и возраста, с выпуклыми глазами — вел себя сдержанно. Возможно, он не понимал по-русски. Он с любопытством озирался, к губам прилипла вежливая улыбка. Спутница носила элегантный джинсовый костюм. Ей было далеко за тридцать. Высокая, худая, с короткими пепельными волосами — она смотрелась как-то противоречиво. В принципе, смазливое лицо, но чересчур скуластое, вытянутое, много мимики, жестов, какой-то нарочитой небрежности. И расчесаться она забыла. Улыбалась — отнюдь не дежурной улыбкой, вставляла в паузах слова, иногда тихо смеялась — в общем, вела себя непринужденно.
В руке у журналистки был блокнот, куда она что-то записывала «космической» ручкой (которой можно писать даже вверх ногами). Повышенная подвижность не мешала ей внимать Якушину.
А Сергей Борисович был сегодня в ударе — много говорил, улыбался, плавно жестикулировал и явно получал удовольствие от общения с иноземцами. Меня он не заметил, возможно, сделал вид.
Остановившись, я обнаружил еще несколько странностей. Алла Михайловна Незнанская стояла у «гардеробной» с траурными платьями и что-то списывала с поясняющих табличек. Вернее, делала вид. А сама вытянула шею и прислушивалась к беседе. В районе катафалка (того, что в натуральную величину) шевельнулся Михаил. Он исподлобья разглядывал компанию и не обращал внимания на блуждающих чечеточников. За тумбой с фигурой преподобного Марка-Гробокопателя притаилась Варвара и тоже не лучилась радужным блеском. Она была надутой, как недовольный ребенок, переминалась, посматривала на часы. Я бочком приблизился к ней, тоже укрылся за Преподобным. Варвара вздохнула с облегчением, отвернулась от Якушина с компанией.
— Прости, общался с охраной, — тихо объяснил я. — Что-то происходит?
— Ничего не происходит, — огрызнулась она. — Работать надо, а тут эти журналисты понаехали.
— Они реально французы?
— А что такого, — фыркнула Варвара. — Вот недавно делегация из Сенегала приезжала — это действительно экзотика. А французы, англичане, американцы — они тут постоянно мелькают, уже глаза затерли. Это Мари Ксавьер и Антуан Лепьен с канала TF-1. Мари снимает документальный фильм о похоронных традициях в российской глубинке, и наш музей ей — чистый бальзам.
— А что, TF-1 — одна из крупнейших коммерческих телекомпаний Франции. Пусть снимают — надо же продвигать это дело.
— Да ты посмотри, — процедила Варвара, — эта выдра просто очаровала нашего Сергея Борисовича. У самой ни рожи ни кожи…
— Ты ревнуешь? — ужаснулся я.
— Ты спятил, — фыркнула Варвара. Потом признала, — ну, да, это типа профессиональная ревность. Нам работать надо, а они тут некстати встряли. Сегодня у них вводная лекция, завтра снимать начнут, проторчат тут несколько дней, пока заснимут каждую подробность и все выслушают да усвоят.
Женщина засмеялась — среагировала на шутку Якушина. Варвара вздрогнула.
— Что она делает? Просто поворачиваться не хочется…
— Большой палец показывает.
— Ладно, хоть не средний… Но ведь реально страшна, согласись? Ну, и что ты на нее уставился? — разозлилась Варвара.
По поводу «уродливости» французской журналистки у меня имелись некоторые возражения, но не озвучивать же их?
— Получаю эстетическое удовольствие, сравнивая это чудовище с тобой, — витиевато выразился. — Да, Варюша, ты права, столько виски мне не выпить, пусть она хоть трижды французская журналистка.
— А при чем тут виски?
— Так после виски — все крокодилы киски.
Варвара прыснула, смотрела уже без злости.
— Она француженка-то по недоразумению. Русская она.
— Серьезно? — удивился я. — «Она хоть бывшая, но подданная русская», — процитировал я отрывок из хорошей лирической песни.
